— И что дальше? — не выдавая усталости, спросила Марра.

— Идёт значит Гэвин всё дальше. Промок насквозь, впереди ни зги не видно. Внезапно заскользила его нога, и полетел малец прямо в яму. Рухнул со всей дури. Да так неудачно. Повредил щиколотку. Лежит себе в яме, мёрзнет, да всё думает о своём. «Неудача какая. Плохо. Валежник-то я не собрал. Отец ругать будет!». А тут вой раздаётся над его головой. Поднимает наш Гэвин взгляд, а там глядь, на краю ямы стоит волк. Глазищи сверкают, шерсть скаталась, грязный, страшный весь.

— И что подумал Гэвин дальше? — взволнованно уточнила акробатка.

— А это мы уже не узнаем, сестрица. Спрыгнул волк в яму, да вырвал ему глотку.

— Какая страшная история, Аррам. Зачем ты мне её рассказал? — дрожащим голосом спросила девушка.

— Затем, Марра, что в каждой басне есть свой урок. Трижды судьба предостерегала Гэвина, и трижды он мог повернуть назад. Не внял он тем знакам. Потому и поплатился своей жизнью.

С этими словами парень подбросил сестру в воздух. Та совершила сальто вперёд с винтом, разворачиваясь в воздухе на 180 градусов, и мягко приземлилась. Вскинула руки над головой под хлопки публики. Её брат, стоящий с боку повторил этот жест. Медные и серебряные монеты полетели в подставленную чашку. Закинул золотой, чай не обеднею.

Занятно тут у них в Оснии. И представления, и лор. Красота!

В поисках трактира я отправился дальше. Курт молчаливо трусил позади, втягивая в себя новые запахи. Ему, похоже, в Ластхельме понравилось даже больше моего.

Приметил чуть впереди табличку, по форме явно принадлежавшую местам, где кормят и наливают. Поравнялся со зданием, вчитываясь в полустёртое название. «Огненная бочка». Вокруг ёмкости действительно струились языки пламени. Название явно намекало на алкогольное содержимое этой самой бочки.

— Милок, подай милостыню, — раздался скрипучий голос от стены заведения. — Тяжко мне, плохо совсем. Аларис озарит тебя, озарит! Подай монету!

Фигура, почти сливающаяся в закатных тенях, с каменной поверхностью, выдвинулась мне навстречу.

— Держи, бабуль, — протянул я золотой.

Кликуша схватила мою руку с неожиданной силой.

— Давай погадаю, милок. Старая Марта всё видит, всё видит. Всё расскажет. Всё расскажет! Нет, беда. Беда. Вижу. Гневается. Гнева… — голос старухи исказился, теряя пришепётывающую нечёткую интонацию. Набрал громкость, величие.

— Я же тебя предупреждала, Гвинден, — в тоне собеседницы проявились раскатистые звенящие нотки.

А её глаза вспыхнули золотым отблеском, словно подсвеченные изнутри.