– Ну спасибо, – криво усмехнувшись, перебил Герман.

– Пожалуйста, – ровно отозвался заклинатель и вновь посмотрел на меня. – Я всю жизнь старался оберегать тебя, поэтому и настаивал, чтобы ты продолжала жить в поселке. Наш дом огражден столькими защитами, сколько вообще можно одновременно поставить на одно место. Когда ты отправилась в город, первое время я за тобой наблюдал, но потом и сам был вынужден ненадолго уехать. Я думал, что ты, не найдя работу, вернешься в поселок, но, когда приехал, обнаружил, что ты устроилась работать в Большой Дом. – Он усмехнулся и покачал головой. – Это стало для меня потрясением. Произошло самое страшное из того, что я только мог вообразить. Я был готов сделать все, только бы ты отказалась от этой работы. Но тебе здесь нравилось, и ты, к моему неудовольствию, ближе познакомилась с Германом и стала все больше подвергать себя опасности. Словом… когда похитили Сашку, я понял, что это больше продолжаться не может. И поступил точно так, как четырнадцать лет назад. Правда, на этот раз я имел дело с двумя взрослыми людьми, и запечатать ваши воспоминания, да к тому же чувства, оказалось гораздо сложнее.

Говоря о чувствах, папа поморщился и скосил глаза на Германа.

– Герман оказался талантливым безымянноборцем и талантливым учеником, так что быстро сумел разрушить поставленные печати. Должен признать, когда он пришел ко мне выяснять отношения, я уже и сам жалел о сделанном, поскольку видел, какие страдания тебе этим причинил.

Меня душило множество самых разнообразных чувств, но обида среди них все же по-прежнему преобладала.

– А ты не думал, что самое безопасное для меня – как раз находиться в Большом Доме?

– Теперь, когда вижу, что способности заклинателя в тебе все равно проявились, несмотря на все мои усилия, понимаю, – подтвердил папа. – Не знаю, в чем дело, возможно, в твоем неуемном воображении, но ты четко видишь безымянных. А ведь даже сильнейшие заклинатели на это не способны. Наверное, мне стоило с самого начала не скрывать правду, а браться за твое обучение. Впрочем, упущенное можно наверстать.

Я недоверчиво прикрыла один глаз:

– Мое прощение купить хочешь?

– Скорее искупить вину, – усмехнулся папа. – Уж если совершать ошибки, то только для того, чтобы потом иметь возможность их исправить.

Не могла сказать, что я его простила, но все-таки мое сердце немного оттаяло. Не он первый, не он последний, кто пытался сделать своему ребенку «как лучше». Да и, зная свой характер, я понимала, что долго носить в себе обиду все равно не смогу. Тем более сейчас, когда все наконец наладилось и всякие псионики получили по заслугам.