– Пока Вы сидели тут в трансе, я получил служебную записку из Министерства Обороны. Теперь они здесь главные.

– Что?! – следователь поперхнулся дымом. – Неужели Рич настолько важен для военных?

– Рич им вообще побоку. Просто для них это уникальнейший случай испытать свои новые разработки на Другой такой беспрецедентной мощи.

– Как и для немцев?

– Фигаро, Вы не знаете наших военных колдунов. Немцы по сравнению с ними – дети. Это банда, у которой вообще нет никаких принципов, зато есть заклятья массового уничтожения… Хотя стоп. Это уже пошла сверхсекретная информация, за разглашение которой мне оторвут голову – и не в переносном смысле. Да и знать такие вещи Вам не обязательно. Главное, что через несколько часов здесь разразится ад.

– А город?!

– Эвакуация в самом разгаре. Но это уже не Ваша забота – опять-таки завидую.

Некоторое время следователь просто молча курил, потирая виски. Вид у Фигаро был нездоровый и презиратор даже мельком пожалел его: лицо вытянутое, кожа бледная, как пергамент да еще, похоже, мигрень. Что поделаешь – нервы.

– И что мне теперь делать? – Фигаро желчно фыркнул. – Просиживать штаны в Инквизитории до особого распоряжения? Написать завещание? Присоединиться к ударной группе? Напиться?.. А, да – напиться не получится.

– Пока что просто будьте готовы. – Презиратор встал, отряхнул брюки и махнул рукой в сторону центрального корпуса Инквизитория. – И находитесь где-нибудь поблизости, чтобы, в случае чего, я смог бы найти Вас быстро.

– Быть готовым к чему, позвольте спросить?

– Ко всему, Фигаро, – Логос ослепительно улыбнулся. – Ко всему.

Время: 15:55.

Вечерело.

Солнце медленно спускалось к горизонту; его свет постепенно приобретал густой медовый оттенок, напоминающий о лете, сонном гудении пчел и вязком аромате до краев наполненных сот. Купол, накрывший Инквизиторий, забавным образом искажал формы, и повисшее среди легких облачков светило казалось тяжелым шаром литого золота, который некий гигант, преисполненный лихого молодецкого куража, зашвырнул шутки ради в небеса.

Фигаро выдохнул табачный дым, отшвырнул окурок и глубоко вздохнул. Посчитал про себя до десяти. Потом еще раз. Изо всех сил пнул парковую скамейку. Шапка мокрого снега свалилась с широкой деревянной спинки, открывая облупившуюся желтую краску и вырезанную перочинным ножом надпись «Френн мудак» на разбухшей от влаги доске.

– Черт!

Жирная ворона, громко хлопая крыльями, сорвалась с верхушки клена, возмущенно заорала и попыталась перелететь через забор, но врезалась в купол, и очумело дрыгая лапками, бухнулась в лужу. Где-то во дворе что-то затрещало, полыхнуло алым огнем; в воздухе запахло электричеством и колдовством.