Яд — еще одно доказательство существования мира-2, так нелепо вмешавшегося в мою жизнь. В моих воспоминаниях это было самое слабое звено, в цепи логических рассуждений — тоже. Сильнейший яд, способный убить человека после единственного укола — и мне так легко продал эту отраву первый же провизор, даже не поинтересовавшись, для чего. Не поинтересовавшись? Не помню. Но даже если он спросил, а я ответил (что я мог ответить?), почему аптекарь продал мне яд без рецепта?

Слабейшее место в рассуждениях, но идея о мире-2 объясняет и это. Естественно, не я покупал яд, а Песах-второй, и сделал он это не в случайном эмоциональном порыве, а после долгих раздумий, и не в первой же аптеке, а может, вовсе и не в аптеке.

В конце концов, что я знаю о Париже-2? Он мог быть лишь внешне похож на мой Париж, который я люблю, но это Париж иного мира, с иной жизнью, и разве я могу поручиться, что в том мире яды не продают с лотков в центре города, как в нашем мире продают цветы? Маловероятно… Нет, почему же? Все зависит от культуры и морали общества. Даже в моем мире не так уж трудно получить разрешение на ношение оружия, а есть страны, где пистолет можно купить без проблем в любой оружейной лавке, и это не приводит к перестрелкам. Почему не предположить, что культура обращения с ядовитыми веществами достигла в мире-2 столь высокого уровня, что никому и в голову не приходит использовать отраву не по назначению? Не тараканов травить, а подсыпать соседу в суп. Или уколоть его в шею острым шипом…

Впрочем, выродки есть и в том мире. Вроде меня.

Я ходил из комнаты в комнату, машинально переставляя предметы с места на место. Не то, чтобы мне от этого становилось легче думать, легче думать мне уже не станет никогда, мысли приходилось ворочать, как камни, я ронял их, не додумав, они гулко падали, ударяясь о дно сознания, и вспыхивали ударами боли в затылке.

Я переставил на другое место телефон, а потом, сделав полный круг по квартире, не нашел аппарат, и мне показалось, что я переместился в мир-2, и здесь даже с собственной жизнью не сумею справиться, поскольку на самом деле она не моя. Я испугался так, как не пугался даже в самолете, когда Айша Ступник начала выгибаться в смертельной конвульсии. Сердце заколотилось о ребра, будто в новом припадке паркинсонизма, я опустился на пол и обнаружил телефонный аппарат у ножки дивана, куда сам же и переставил его минуту назад…

Зачем мне телефон? Обычно в таких случаях оставляют записки на бумаге, а не записи на автоответчике.

Что я мог написать? Что я мог объяснить? Кому? Проще — сказать, только бы не дрожал голос.