— Не для этого… Рина ведь ничего не знала о наших подозрениях, она просто волновалась за тебя… К наркотикам, о которых она думала, шипы не имели отношения, она и не заметила, как я забрал один из них…

— Я его потом видел у экстрасенса…

— До этого мы еще дойдем, — прервал меня Роман. — Я имею в виду роль Люкимсона.

— С ним все ясно, — буркнул я. — Наслушавшись моих откровений, которые он сам же и вызвал, этот предатель тут же, будучи честным обывателем-доносчиком, позвонил в полицию.

— Да, и к утру твои откровения, записанные со слов Люкимсона, лежали на моем столе, — согласился Роман.

— Улика номер два. Шип — прямая улика. Рассказ Люкимсона — косвенная. Можно было брать. Ах да, еше мотив…

— Не только, — покачал головой Роман. — Еще результат экспертизы. Видишь ли, если бы ты даже пять раз уколол бедную Айшу Ступник шипом, это не привело бы к летальному исходу. Там просто было слишком мало яда.

— Но… — я попытался приподняться, шланг неприятно оттянул кожу, и мне пришлось опуститься на подушки. —  Что ты хочешь сказать?

В палату вошла Лея-Сара (конечно, на экране ее компьютера появились лишние цифры или линии) и сказала решительно:

— Господин комиссар, я предупреждала… Достаточно на этот раз. Господин доктор велел…

— Господин доктор — шарлатан, — заявил я.

— Не слушайте его, — вздохнул Роман. — Хорошо, ухожу.

— Эй, — воскликнул я. — Ты не можешь уйти! Если шипом нельзя было убить, тогда я вообще не понимаю… У меня была версия, новая и, я был уверен, что на этот раз верная… Но если убил не я…

— Да не убивал ты никакую Айшу Ступник, — сказал Роман, поднимаясь. — Что ты себе вообразил, на самом деле? Отдыхай, я приду после обеда.

— Эй! — я говорил уже в спину Бутлеру и готов был запустить в него капельницей, если бы мне удалось поднять неожиданно отяжелевшую руку. — Послушай, а как насчет ареста?

— Песах, — сказал Роман от двери. — Пойми ты простую вещь: ты бы все равно пытался покончить с собой, независимо от наших с Липкиным подозрений. Это входит в твою версию?

Не дождавшись ответа, он закрыл за собой дверь.

* * *

Дверь тут же открылась опять, и вошла Рина с огромным пакетом, на котором было выведено число 365. Это был обычный машбировский пакет, призванный напомнить забывчивому покупателю, сколько именно дней в году. Может, машбировские художники имели в виду нечто, не столь банальное, вроде закодированного обращения «Машбир всегда с вами, даже в субботу и праздники», но на меня эти пакеты, с которыми ходила половина Израиля, действовали всегда одинаково: когда мне напоминают о том, что дважды два четыре, я начинаю нервничать и вспоминать, не забыл ли я, уходя из дома, выключить телевизор и газ, и не надел ли рубашку на левую сторону.