– Я... – возмущенно произнес он, – Я уж и не знаю, как назвать вашу выходку... Прежде всего, о каком сотрудничестве с Дмитрием Шаленым может теперь идти речь?! Да, я дал согласие на невыдачу этого взломщика, хотя и был изначально против этого. На Квесте по нему тюрьма плачет, но Квесте мы его не выдали. Мы его даже не содержали под арестом. И каков же результат? Он – он, а не мы – нарушил нашу договоренность и, фигурально выражаясь, «расписался» в этом на вашей физиономии...

– Простите, инспектор, но делать такое заключение еще рано! – запальчиво возразил Дорн. – Кроме того, как же нам быть с юридической автономией Террановы?

– Знаете... – развел руками инспектор. – Вы удивляете меня сверх всякой меры. Что до юридической автономии, то вам лучше меня должно быть известно, что она не распространяется на прямые распоряжения Федерального Директората. – Руттен встал из-за стола и прошелся взад-вперед по тесноватому кабинету. – Поистине не понимаю, – пожал он плечами, – причину вашей... э-э... симпатии к этому уголовнику. Но, принимая ее во внимание, попрошу вас учесть, что мы сдаем его не для предания суду и не для немедленного заточения. Этот человек интересует научные и военные круги Федерации главным образом в связи с его участием в экипаже того самого звездолета Предтечей, о котором...

– Ничего хорошего ни ему, ни его друзьям по экипажу от этих кругов не перепадет, – возразил Дорн. – Кроме того, речь идет не о том, что ждет Шаленого после выдачи его федералам, а о цене нашего слова. Я повторяю свою просьбу – мне необходимо написать...

Физиономия Руттена побагровела.

– Свое вздорное заявление вы напишете после того, как посадите потерянного вами арестанта за решетку! – резко отрубил он, – А сейчас извольте исполнять свои обязанности! Вы ведь, кажется, были недовольны, что я вас задержал на пару минут?

– Да, мы очень торопимся... – признал Роше, поднимаясь со стула. – Нас ждет вертолет.

Он было уж повернулся к двери, но вовремя вспомнил про свою шляпу. Подхватив ее со стола, он описал своим головным убором некую кривую, означавшую прощальный жест.

Дорн ограничился тем, что отчеканил «Честь имею!» и отвесил шефу короткий поклон-кивок.

Руттен некоторое время смотрел на захлопнувшуюся за Роше и Дорном дверь. Потом он покачал головой, вздохнул и, усаживаясь за стол, пробормотал себе под нос:

– Не знаю, в чем тут хитрость, но если федералы получат своего Шишела, то я, наверное, стану Папой Римским...

* * *

На «Снежной» царила тишина. Напряженная, полная ожидания тишина. Закат давно миновал, и теперь только разноцветные луны Террановы лили свой тусклый свет на снежные склоны окрест.