Перелет рейсом Нью-Йорк — Сан-Франциско, 4 августа 999 года.
В Сан-Франциско, на день рождения тетки, я вылетел рано утром в субботу.
Любой другой на моем месте ехал бы к сестре своей матери в предвкушении грядущего отдыха и всевозможных удовольствий: кому же не понравится, когда вокруг него скачет заботливая родственница, пичкает ненаглядного племянника всевозможными вкусностями и хлопочет о том, чтобы он выспался, как нормальный человек, а не управленец. Так уж устроено большинство тетушек, тем более, не имеющих собственных чад. Но к Софи Калиостро это не имело ни малейшего отношения. Я ехал туда работать. Потому что контингент тетиных гостей всегда очень специфичен, и разговоры, как правило, ведутся тоже специфические — в основном на политические темы.
По прогнозам, в Сан-Франциско стояла нестерпимая августовская жара. Еще хуже, чем у нас.
Мне пришлось тащить с собой целый чемодан: в Нью-Йорке было немало желающих отметиться перед генералом «незначительным» подарочком. Когда этих «незначительных» подарочков набирается с два десятка, их тяжело нести. Из того, что нужно лично мне, в этом чемодане было лишь сменное белье, туфли и непременный атрибут всех тетиных мероприятий — классический камзол с дурацким воротником-стойкой. Кто надевал, тот поймет…
Я свободно вздохнул лишь после того, как самолет поднялся в воздух. Немного поразмышлял на тему, с какой это стати перед стойкой регистратора меня так пристально изучал незнакомый парень хлипкого, болезненного сложения с торчащими надо лбом на манер перышек обесцвеченными волосами. Ну что ж, бывает, от «этих» граждан никто не застрахован…
В салоне стало прохладно, и я блаженно задремал. Хорошо, когда в полете несколько тысяч километров гонишься за солнцем: из-за Гринвичской поправки прилетаешь в тот же час, в котором вылетал. Здесь у меня экономилось почти шесть часов. Правда, обратный перелет сожрет этот «кредит» с лихвой.
Не заметив, сколько прошло времени, я очнулся от чьего-то прикосновения к моей руке. Некто всунул мне в пальцы скомканную бумажку и тут же устремился по проходу дальше. Я ощутил исходящую от него тревогу — так, словно колотило меня самого. Это был тот самый «задохлик». Значит, дело тут не в неправильной секс-ориентации.
Встряхнувшись, я развернул бумажный ком. Черным маркером там было крупно выведено: «ПОМОГИ ВСЕМ!» Не будь парень в столь подозрительном состоянии, я счел бы, что это очередной «прихожанин» — из тех двинутых, которые ждут Окончательного Пришествия.