Довольно потерев руки, Парфенов снял цепочку и повернул колесики двух замков — ригельного и обычного, распахнул дверь. На пороге стояли.
Это был вовсе никакой не генерал-лейтенант. На лестничной площадке находилась в полном составе группа «высшей справедливости».
— В чем дело?! — гневно спросил Парфенов. Волосы у него встали дыбом. — Что вы тут забыли?!
— Мы — торжественно провозгласил самый речистый из них — Наказатель-5. — Просьба не оказывать сопротивления.
пришли,У генного инженера стиснуло сердце, он хотел захлопнуть дверь, но ноги вдруг подогнулись. И тут в коридор повалили…
Куст клацающих зубами щупалец наклонился над Парфеновым. Позади, почти незаметный среди этих махин, стоял Определитель — хиленькое тельце на тонких ножках, большущая голова с огромными глазами на стебельках, ушами-локаторами и воронкообразными трубочками ноздрей.
— Не все сразу, ребята! — только и успел пропищать Парфенов.
* * *
Дагонская молитва гласит: «В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа». Час этот был близок…
Федор Чешко Ржавая судьба
Федор Чешко
Ржавая судьба
Олесь еще никогда в жизни ничего так не ждал, как этой ночи. Весь бесконечный августовский день, переполненный одуряющим зноем, пылью и нестерпимо однообразным вымахиваньем косой — весь этот съеденный жатвой день парню мечталось лишь о том, как даст он покой одеревенелым рукам, напьется вволю, а потом заползет куда-нибудь в холодок и будет спать, спать, спать… Долго-долго. Аж до рассвета. Как мертвый.
Наконец вроде бы начали сбываться мечты. Скатилось к горизонту солнце; на почернелом небе налился прозрачным сиянием Чумацкий Шлях; и отец, поглядев на Петра и вконец обессиленного Олеся, махнул ладонью: «Ну, будет с вас. Кидайте, нехай ему…»
Кинули. Добрели до речки, кое-как сполоснулись. Попадали около возов, нетерпеливо зыркая на баб: где же вечеря? Тут-то и сгинул куда-то Олесев сон — удрал, как тот волчина от внезапного выстрела. Потому что снова пришлось увидеть Оксану — ее задумчивые, словно богомазом писаные глаза, стройную загорелую шею, ловкие движения еще по-детски хрупких рук… Ото было б сразу развалиться где ни попадя (абы подальше от остальных) да и спать себе, чтоб и случайно не глянуть в ее сторону, чтоб не слыхать ее смеха, не мучить сердце напрасной тоской. А тебе, вишь, вечерять взбрело! Вот и хлебай теперь, дурень… И кусок в горло не полезет, и сон пропал…
Пытаясь не привлекать к себе внимания, Олесь потихоньку отодвигался все дальше и дальше, пока между ним и прочими не оказался груженный снопами воз.