“… Я сказал, — продолжал он, — что согласен, и отправился на юг. На своих двоих! — хихикнул он. — Пешком, как и ты! — Он погладил мою руку. — Но я пришел не в лучшее время года. Когда ветер весной дует с моря, становится так сыро, что простыни кажутся свинцовыми. Двери и окна не закрываются, все разбухает. Холодный каменный пол и постоянный ветер — любой схватит тут ревматизм. Тетя Колетт сказала, что летом все переменится. Не стоит из-за этого огорчаться. “Ну, летом я уже буду далеко отсюда”, — возразил я. “О, Гаспар, подожди, не торопись. Здесь есть фантастические сюжеты для твоего искусства. Ты больше не захочешь в Париж”.

Что до фантастики, то ее действительно было достаточно. Вы не поверите — дом был настоящей кунсткамерой. Когда я вошел в комнату, то поскользнулся на куче монет — бразильских, китайских, мексиканских и еще шут знает каких, — которые лежали возле двери. Выпрямляясь, я ударился головой о ржавую алебарду. Поодаль на стене была растянута шкура крокодила. Толстые пыльные пачки газет лежали на полу рядом с окаменелостями, раковинами и чучелами попугаев.

Тетушка Колетт хихикала. Она сидела у окна на единственном стуле, перед ней была книга на треснутой глиняной вазе. У Колетт были серые редкие волосы, сквозь которые просвечивала кожа. Она носила очки в никелированной оправе, которые сдвигала к кончику носа, разговаривая со мной.

“Устраивайся поудобнее, Гаспар, — сказала она. — Подвинь свой чемодан к окну и отодвинь чучела попугаев”. — “Я должен здесь остаться?” — “Гаспар, это же кладовая! Мой покойный муж собирал все, что мог найти в течение своей неспокойной жизни. Царствие ему небесное! Посмотри вот на эту раковину-сердце. Такие попадаются только в одном месте — в Бретани”. Действительно, раковины были восхитительны. Они играли переливающимися красками. Позднее я заполнил набросками этих созданий природы целый альбом.

“Но где я тут буду спать, тетя Колетт?” — спросил я затем. Она сняла очки и двинулась вперед, ловко обходя окаменелости и прочую древность. Я последовал за ней в темный проход. “Осторожно: книги!” — проговорила она. Хлоп! — на голову мне свалилась целая стопка книг. Во рту я почувствовал вкус пыли. “Ничего, — успокоила она и отперла комнату, всю забитую ножами, пистолетами и клочьями шкур. — Вот тут, мой милый Гаспар!” В углу лежал матрац в зеленую полоску. “Если тебе будет холодно, можешь взять шкуры со стены”. Сказав это, она оставила меня одного. Я попытался навести хоть какой-то порядок, но это было бесполезно. Мертвое и живое зверье взяло верх. “Куда ведет вторая дверь, тетя Колетт?” — спросил я как-то. “О, Гаспар, не спрашивай”, — всхлипнула она. “Ах, да, — подумал я растроганно, — это, наверное, комната покойного мужа”. Ночью я проснулся оттого, что мне на лицо упал паук. За дверью были слышны шаркающие шаги. Я постучал. Тишина. Только окно хлопало от резкого ветра. Я лег на другой бок, и мне стали мерещиться раковины, из которых выплывал бесконечный ряд попугаев, сотни зеленых, белых и красных попугаев. Они раскрывали клювы, чтобы кричать… Но тут я снова проснулся. Окно все еще хлопало. В то время мной руководила смелость. Я рванул дверь. Заперта. Я рванул еще раз. И тут дверь поддалась, выскочив вместе с коробкой. На голову мне посыпались известка пополам с соломой, я очутился в прихожей со стеклянными книжными шкафами. Здесь был больший порядок.