Думаю, не стоило говорить Холмсу, что он стер пустой файл. Я еще до этого стер все остатки кода Мориарти — в процессе реконструкции Холмса. Не стал я ему говорить и о том, что, обнаружив местонахождение Мориарти, не обязательно было действовать в одиночку и бросаться в драку. Он не понимал тогда и не мог понять, что накопитель Бернулли, в котором скрывался злодей, был съемным дисководом. Я бы мог вынуть диск в любое время и уничтожить его, покончив таким образом с угрозой.

Но зачем было огорчать Холмса? Почему бы не позволить ему думать, что он сам уничтожил своего врага и притом единственно возможным способом? Он заслужил это. Насколько я понимаю, в жизни Холмса и без того было достаточно иллюзий. Какой вред может быть от того, что к ним добавится еще одна — на этот раз положительная?

Ральф Робертс Величайший детектив всех времен

Ральф Робертс

Величайший детектив всех времен

На этот раз материализация фигуры в серебристом костюме проходила с задержкой.

Холмс отложил в сторону трубку и дневник. В последнем он делал записи о планах нашего главного врага, презренного и скрытного профессора Мориарти — злобного и бесчестного человека, намеревающегося заманить нас в ловушку или обесславить тем или иным способом, досадная активность которого требовала соответствующего наказания при случае.

По своему обыкновению, как будто никого, кроме нас, и не было, Холмс взял небольшую бутылочку с каминной полки и дослал шприц для подкожных инъекций из шкатулки полированного дерева. Трижды в день, на протяжении многих месяцев, я был свидетелем этих процедур, но так и не смирился с ними. Вы, должно быть, читали его описание в предыдущих моих произведениях — в «Знаке Четырех», например, но теперь в нашей жизни произошли изменения — одновременно чудесные и опасные.

Но пока что результат был тем же самым. Своими длинными бледными и нервными пальцами он наполнил шприц и закатал рукав на левой руке. В течение недолгого времени — нескольких секунд для него и целой вечности для меня — его глаза рассматривали жилистую руку, испещренную бесчисленными следами уколов.

— Что там на сегодня? — спросил я. — Морфий или кокаин?

Холмс мельком взглянул на меня, потом вернулся к отравленной игле.

— Кокаин, — сказал он. — Семипроцентный раствор. Хотите попробовать?

— Нет, спасибо, — ответил я несколько грубо, раздосадованный тем, что он игнорировал мои советы как медика и упорствовал в своей вредной привычке.

Наконец он приставил иглу к вене и опустил большой палец на поршень шприца, предвкушая, как введет наркотик в свою кровь.