— Я думал, ты не куришь.
— Курю. Когда очень хорошо… и когда не очень.
Пару минут мы молча любовались то вспыхивающими, то притухающими кончиками сигарет. Смешивающийся дым лениво тянулся к окну.
— Сань, расскажи мне что-нибудь.
— Не то настроение.
— Тогда думай вслух. Я хочу послушать твой голос. — Парень вытаращился на меня еще изумленнее, и я виновато добавила: — Тишина тут… плохая.
— Лен, — Саня невесело улыбнулся, — мне самому-то от моих мыслей крышу сносит. Оно тебе надо? Да и не поймешь ты ничего.
— Я попробую. Честно.
И я неожиданно взял и начал рассказывать — словно вырывая из себя, из памяти, кусок за куском…
…про то, как в Моздоке, в аэропорту, впервые увидел «груз 200»…
…про первого раненого, подорвавшегося на мине в нескольких шагах от меня…
…как бээмпэшка из нашего батальона попала в засаду на шоссе — когда мы примчались, она уже догорала, и те, кто в ней был… или рядом, тоже в луже вяло полыхающей соляры… некоторых я знал по именам, а некоторых — не помнил даже лиц…
…про первый бой — бестолковую шальную стычку в зеленке, когда мы опомнились, лишь расстреляв по три-четыре магазина, а чичи под эту пальбу давно уже растворились в лесу…
…и о черном снеге, падавшем вперемежку с хлопьями сажи…
…как снайпер подстрелил Юрку, мы стояли рядом, вот как сейчас, с тобой, а он вдруг запрокинул голову и стал оседать, так бывает — кто-то на долю миллиметра сдвинул прицел, и смерть проходит рядом, забирая другого. А ты остаешься и никогда, слышишь, Лен, никогда не получишь ответа на вопрос: почему его, а не меня?!
…и как Пашка-взводный, услышав, что я собрался подавать на «контракт», что я собрался остаться и мстить за ребят, — как он отвел меня в сторону от костра и умело, зло набил морду, популярно-матерно разъясняя при этом, что за погибших я теперь должен жить…
…и как я шел по Москве и смотрел — на дорогие авто, на сверкающие витрины, на девчонок в ярких летних платьицах… словно попал на другую планету… ну да так оно и было.
А Леночка просто молча слушала и курила — и я был чертовски благодарен ей за это.