— Я помню, — ниспавшим голосом подтвердил подопечный. — У тебя снова заболела голова, ты посерел, как поганка, и вид был такой, будто тебя пыльным мешком хватили…
— Если бы я был в себе, эту линию я выстроил бы сразу — пусть всего лишь как простую версию, одну из нескольких, пусть как допустимое подозрение. Ведь это было бы логично. Тот, на кого покойный расходовал время, душу и деньги, и есть первостепенный подозреваемый; и обстоятельства смерти также говорили об участии в этом женщины. Это настолько на поверхности — сейчас кажется невероятным, что я не смог этого увидеть сразу.
— И никто не смог, — возразил Ланц, бросив взгляд на книгу в руке, и со вздохом раскрыл, глядя на титульный лист. — «
— Отто Рицлер переписывал для Шлага концевую треть книги, — договорил Курт, бережно приподняв заднюю пластину обложки, и, заглянув на последнюю страницу, болезненно засмеялся. — Невероятно. Как все просто…
— Полагаю, еще недавно сюда были вложены листы, набросанные переписчиком, — подвел итог Ланц. — Она уничтожила их, когда, по ее мнению, расследование стало опасно доскональным и дотошным; выбросить всю книжку целиком — что? Рука не поднялась? Пожадничала?
— Возможно. Или все-таки таила надежду на то, что… сумеет со мной совладать и повлиять на дознание через меня.
— Избавиться от одной половины компрометирующих улик, но сохранить вторую в надежде не попасться… Странная логика.
— Женская, Бруно, — пожал плечами Курт. — Никогда не задумывался над тем, что среди арестованных все больше именно женщины? Неправы авторы «Молота», дело не в женской склонности ко злу; они попросту необдуманнее в поступках и взбалмошней, и их ловят чаще.
— Черт… — вдруг проронил подопечный почти тоскливо — так, будто все это время речь шла о нем самом, а не о ненавидимом им надзирателе. — Ведь и началось все это почти одновременно с твоим расследованием… Значит, все это — лишь для того, чтобы получить возможность…
— Все может быть, — согласился Курт. — В первое время после того, как мы с нею встретились по пути из собора, я помню, мое состояние было далеко от идеального, однако я все еще мог связно мыслить. Я не терялся. Стало быть, тогда это все еще были мои собственные мысли и чувства. Тогда я сумел с ними справиться, сумел их разложить, что называется, по полкам и вынудить себя о них почти забыть.
— Когда все вернулось? — спросил Ланц осторожно; Курт улыбнулся — словно со скрипом: