— По отношению к инквизитору это звучит… неубедительно.

— Мне — не смешно, — отрезал Курт хмуро. — Это означает, что в течение ближайшего месяца я могу утратить Знак, должность следователя и оказаться со срезанной Печатью на помосте, и я желаю хотя бы знать, за что рискую отдать жизнь.

— Жизнь? Брось, — неуверенно улыбнулась Маргарет. — В чем тебя можно обвинить? Дело завершено, преступница мертва, а я оправдана по закону, тебе ничего не грозит…

— Расскажешь это curator’у Конгрегации… Не уводи разговор в сторону. Ты говорила, что любишь меня; но твои слова ничего не стоят, Маргарет, пока между нами не будет все предельно ясно, пока я буду узнавать из третьих рук о твоих любовниках и тайных увлечениях. Или ты начинаешь говорить — сейчас же, и теперь — прямо, или я решу, что твои игры со мной продолжаются, что, согласись, несколько охладит мой пыл.

— И что ты сделаешь тогда? — спросила она тихо и зло. — Покаешься перед начальством?

— А тебя волнует лишь это? Тебя тревожит лишь вопрос, насколько долго я смогу быть полезен? В этом причина того, что сегодня я здесь, в твоем доме, в твоей постели, в твоей жизни? Держишь меня про запас на случай повторного ареста?

— Второго не будет, — отозвалась Маргарет уверенно. — Что же до игр, милый, то — откуда мне знать, не играешь ли со мною ты? Быть может, это очередной ваш метод — сперва довести до отчаяния, убедить в неизбежности смерти, а после действуешь ты, мой избавитель, и вот — я твоя, плачу у тебя на плече и выбалтываю свои тайны. После чего ты пишешь отчет о благополучно завершенной работе, ты в почете, а я на костре. Это было бы весьма… по-инквизиторски.

— И именно для этого я подставил свою физиономию под нежное поглаживание Дитриха, едва не своротившего мне челюсть в припадке бешенства. — Курт поднялся, тут же снова сел обратно, сжав кулак и бросив на нее гневный взгляд. — Так? Именно для удачного завершения работы я выставил себя глупцом, став предметом насмешек для одной половины города и ненависти для другой; это ты хочешь сказать? Мне надоело это. Надоело чувствовать себя твоей прислугой. Если сейчас я не услышу от тебя ответов, это будет означать, что мои подозрения верны, и мое будущее — оказаться там же, где твои прошлые обожатели, или повторить судьбу университетского секретаря. Итак, ты будешь говорить со мною?

— Боже, ты и сейчас как на службе; не принесешь мне кувшин с водой со стола? — усмехнулась Маргарет; Курт рывком поднялся, потянувшись к одежде на полу, и она нахмурилась. — Не делай этого.

— Довольно приказов, — отозвался он, одеваясь. — Я ушел от них, однако, кажется, к ним и пришел — лишь из иных уст… Я ухожу. Если к тому мгновению, как за мною закроется дверь твоей спальни, ты не скажешь «я поговорю с тобой», дверь эта, Маргарет, за мной закроется навсегда. Если тебя это хоть сколько-то тревожит, если до сих пор ты говорила мне правду, и я — не просто забава, ты скажешь это.