– Спросим? – предложил он, едва шевеля губами, и, сделав шаг назад, уперся спиной в один из пахнущих углем деревянных крестов напротив безмолвной старой церкви.

Невнятная зыбь вновь прошла по пепельным телам впереди, и море голов раздалось, когда высокие двери церкви отворились, оглушительно грохнув старым рассохшимся деревом; ровный, словно выстроенный дотошным командиром на плацу, коридор пролег до тяжелых темных створ, позволяя увидеть человека в полном священническом облачении, медленно идущего навстречу незваным гостям. Он шел, словно земледелец по полю, преисполненному взращенных им колосьев, ласково касаясь тех, что оказывались подле ладоней, словно благословляя каждый и каждому отдавая частицу не ведомой прочим любви…

– Священник… – пораженно шепнул Бруно. – Священник – единственный, кто сумел удрать, помнишь?.. Сукин сын, сколько ж ему лет…

– Немало, – возвысив голос, ответил человек в сановном одеянии; до него оставалось еще шагов десять, и Курт был убежден, что услышать слова, сказанные подопечным, было попросту невозможно. – Немало, – повторил тот с улыбкой, приблизясь, – а посему я призвал бы вас проявить почтение к старшему, тем паче, что вы, как-никак, ворвались в чужой дом без дозволения с целями весьма явственными. Или же вы станете отпираться?

– А то, – согласился Курт, вскинув руку и сжав палец на спуске арбалета.

Этого нельзя было не сделать, невозможно было не попытаться, это должно было произойти – хотя бы для того, чтобы после не корить себя за бездействие, хотя он ни на что не надеялся и удивился лишь тому, как все случилось. На пути стрелы внезапно возникло что-то черное, похожее на живую змею густого дыма, на то мерзкое щупальце древнего чудища, что собирало разрушенные пепельные тела вновь; оно ударило в воздух почти лениво, и болт, беспомощно кувыркнувшись, упал в пыль, опрокинувшись и затихнув, точно сраженный на скаку конь.

– Глупо, майстер Гессе, – с безмятежной укоризной улыбнулся Бернхард, и он, пожалев, что отступить уже некуда, втиснулся спиной в обгорелое дерево креста, когда те же темные живые змеи возникли за спиною человека в священнических одеждах, расправляясь, точно крылья жуткого демона, биясь вокруг него, будто языки неведомого пламени, скрученного ветром в упругие жгуты. В горле пересохло, когда под веками Курт увидел не глаза – все те же черные, сплошь черные выжженные угли… – Очень глупо, – повторил малефик уже без улыбки.

Земля ушла из-под ног внезапно, словно Курт шагнул с обрыва в пропасть, но упасть не позволила незримая рука, вздернув тело вверх и с силой впечатав его в дерево креста. Позвоночник, казалось, раздробился на мелкие частицы, в правом локте что-то хрустнуло, а в затылке вскипела резкая, острая боль, на мгновение оглушив и застлав глаза сверкающей пеленою. Ладони разжались, выронив и без того никчемное оружие, и раскинутые руки болезненно извернулись под весом тела каждой растянувшейся мышцей и каждым сухожилием. Что-то жесткое и крепкое, как веревка, глубоко впилось в лодыжки и предплечья, прижимая к перекладинам и, казалось, стискиваясь все сильнее с каждым новым истекающим прочь мигом.