– Deus, Deus meus, quare dereliquisti me!.. – вырвалось едва слышно из дрожащих губ чародея; Бернхард поднял голову, но на приблизившихся к нему людей не смотрел. – Ne abscondas faciem tuam a me, ne declines in furore tuo a servo tuo auxilium meum fuisti, ne derelinquas me, et ne dimittas me, Deus, salvator meus![204]

– Да заглохнешь ты сегодня или нет?! – ожесточенно прошипел Курт и, даже не пытаясь сдержаться, засветил скорчившемуся на каменном полу чародею затрещину; тот втиснул голову в колени, прикрывшись руками, и лишь повысил голос:

– Ausculta deprecationem meam quoniam infirmatus sum nimis libera me a persecutoribus quoniam confortati sunt super me![205] – едва не плача, выкрикнул Бернхард, и подопечный злорадно ощерился.

– Вот тут ты прав, – отметил он и коротко ударил кулаком в лицо; костяшки попали в скулу, и Бруно затряс кистью, с отвращением глядя на подвывающего человека в пыльных священнических одеждах. – Вот козел юродивый, отмазался. Душу отвел, но больше у меня на это рука не поднимется.

– Бей ногами, – предложил Курт серьезно и, чуть помедлив, употребил свой совет практически, от души саданув чародея под ребра; Бернхард задохнулся, схватившись за живот ладонями, и он подтолкнул чародея носком сапога в бок. – Подымайся, тварь. На выход.

– Vidisti Domine iniquitatem adversum me, – забормотал тот, съежившись еще больше, – vidisti omnem furorem universas cogitationes eorum adversum me[206]…

– Я сказал – встать! – повысил голос майстер инквизитор, рванув чародея за шиворот и насильно вздернув на ноги; тот пошатнулся, зажмурившись, когда Курт замахнулся снова, и простонал, по-прежнему не трогаясь с места:

– Dereliquit me Dominus, et Dominus oblitus est mei![207]

– Хорошая причина не злить нас, – заметил Курт, подтолкнув Бернхарда в сторону двери. – Шагай, сукин сын, и шагай проворней – моя порция терпения на сегодня вот-вот исчерпается.

– In patientia vestra possidebitis animas vestras[208], – пробормотал чародей, негнущимися ногами ступая к выходу. – In patientia autem pietatem[209]…