– Курт!
Вспышка паники миновала столь же внезапно, не угаснув совершенно, но отступив, затаившись, утихнув…
– Смотреть на меня!
Это прозвучало, как приказ, отчетливо, чеканно, властно, и глаза поднялись сами собою прежде, чем сумел что-то осмыслить разум…
– Смотри на меня, – повторил Бруно уже тише. – Не смотри вниз. На меня. И слушай. Нам крышка. Это факт. Мне очень хочется тебе посочувствовать, вот только я в том же положении. А вон там – чахлый старикашка, который держится, как спартанский солдафон. Нас здесь трое, помнишь? Отвлекись от себя, любимого, хоть на минуту и собери мозги в кучу. Не вздумай впасть в истерику, а то я сгорю со стыда раньше, чем задумал этот извращенец. Прежде, чем начать вопить и дергаться, подумай, какими словами он будет расписывать это своим приятелям-извращенцам. Или тебе хочется запомниться ему трусливым слабаком? Я – еще могу позволить себе паниковать. А вы,
И это – это тоже не забудется никогда, это перевешивает все остальное, это острое, яростное нежелание вновь пережить то чувство, когда сам себя поверг в грязь перед противником, опозоренного и запятнанного малодушием; и пусть теперь уже не будет шанса вспомнить об этом самому, о каждом вскрике и каждом слове будет помнить этот сумасшедший служитель…
«
Это было, это уже было – уже клялся самому себе, что никогда больше, ни словом, ни звуком не даст повода презрительно усмехнуться себе в лицо, это уже было – сжигающее изнутри сильнее, чем огонь вокруг, ощущение собственной ничтожности и презрения к самому себе…
– Хреновый был бы из тебя инквизитор, Бруно, – слова складывались с трудом, каждый звук рождался с усилием, словно он был немым с рождения, каким-то чудом обретшим вдруг способность говорить; вкус нагретого воздуха оседал на языке, проникал в горло, высушивая, словно пустыню. – Все твои психологические потуги видны насквозь.
– Однако ведь, они сработали, – заметил помощник с показной улыбкой. – Я уж всерьез стал опасаться, что ты впрямь вот-вот начнешь визжать.
– Все еще впереди, – возразил Курт шепотом. – У нас обоих на это будет почти полчаса – при таком пламени. Поверь опыту. И никакая гордость не спасет. Никогда не видел тех, кто, как в преданиях, – молча…
– Эй! – остерегающе повысил голос Бруно. – Не увлекайся. Мне, между прочим, и без того страшно до трясучки, давай обойдемся без разъяснительных лекций.