– В логике не откажешь, – усмехнулся Райзе и, не скрываясь, отхлебнул от уже полупустой, судя по звуку, фляги. – Как всегда. Холодный расчет – вернейшее средство; так, Гессе?
– До сего дня мы действовали, исходя из этого, – стараясь говорить ровно, возразил он. – Что изменилось теперь?
– Действующих поубавилось, – с преувеличенно дружественной улыбкой пояснил Райзе. – Некий логический расчет показал, что он является лишним знаком в задаче.
– Густав, – повысил голос Керн; тот покривился:
– Ты посмотри на него, Вальтер, он ведь уверен, что все сделал, как надо. Хорошо жить с чистой совестью, верно, Гессе? С чистой, как слеза вдовы, и такой прозрачной, что ее как-то даже и не заметно.
– Я спрошу сразу, – начал Курт и, сорвавшись при вдохе, закашлялся, чувствуя, как при каждом спазме в голове что-то взрывается, а в груди клокочет; Райзе усмехнулся:
–
– Густав!
– Я спрошу сразу, – хрипло, через силу, повторил Курт, стараясь не дышать. – Я – отстранен от дальнейшего расследования?
– Нет, – тяжело отозвался Керн. – Все это крутится вокруг тебя, ты – такая же неотъемлемая часть этого дознания, как и свидетели или потерпевшие…
– …и обвиняемый, – докончил Райзе тихо, и в стороне, за пределами видимости, снова булькнула фляжка.
– Умолкни, Густав, – повторил обер-инквизитор жестко. – Умолкни или выйди. Ясна моя мысль?
– О да! – хмыкнул тот зло. – Куда уж яснее.
– Напишите запрос на
– Нет, – отрезал Керн, не дослушав. – Никаких попечителей. Они и без того слишком часто обращали на тебя свое внимание, а этот случай уж тем паче не преминут повернуть совсем иным концом… Отчет о произошедшем, Гессе, ты как следует урежешь; о том, что и как случилось на берегу Везера, в нем не должно быть ни слова.
– Вальтер! – возмущенно задохнулся Райзе, и тот прикрикнул остерегающе:
– Густав! Сейчас я говорю. Не должно быть ни слова, Гессе; понял меня?..