– Ты вовремя, – заметил Курт с невеселой улыбкой. – Как раз к халявной выпивке… Дай ему стакан, Бюшель.
Финк прошел к столу молча, усевшись напротив, и смерил собеседника взглядом долгим и придирчивым, не ответив на приветствие.
– Пей, – подстегнул Курт, приподняв вновь наполненный стакан. –
– Пошел бы ты, – отозвался бывший приятель хмуро, опрокинув налитое в рот целиком. – Ты, как я вижу, уже помянул и другим, и третьим… Жаль, что с твоим приятелем такое дерьмо вышло, Бекер. Ничего так был старикан.
– Этот «старикан» таких, как ты, двоих разом мог в мочало пустить, – возразил Курт ревниво; Финк усмехнулся:
– «Таких, как я»… А как ты?
– А как я – ни одного, – посерьезнев, откликнулся он. – Вот и не смог…
– Не повезло мужику в жизни, – согласился Финк со вздохом и, подумав, пододвинул бутыль к себе. – Или это, получается, его благоверной не повезло. Дважды. Вечно девки страдают больше всего…
– Задумался о тяжкой женской доле? – удивленно уточнил Курт. – Из этого вывод – ты снова поцапался с Эльзой. Я прав?
– Пошел ты к черту со своими дознавательскими выгибонами, Бекер! – огрызнулся тот беззлобно, на мгновение замер, глядя мимо наполненного стакана, и пожал плечами, понизив голос: – Замуж хочет. Хочет уйти отсюда.
– Из Кёльна?
Финк покривился, опростав стакан, и тяжело крякнул, зажмурясь.
– Да брось, а то не понимаешь, о чем я, – раздраженно выговорил он. – Из этой помойки хочет вылезти, ясно?.. Да, ты прав, повздорили. Сегодня с утра как с цепи сорвалась. Дескать, уж коли так сложилось, что у меня в приятелях инквизитор, я должен ушами не хлопать, а хвататься за возможность с твоей помощью и покровительством «исправить мою поганую жизнь», от которой «два шага до поганой смерти»…
– Может, доля правоты в ее словах и есть.
– Да брось, Бекер, – покривился Финк, – даже если мне все мои грешки вдруг забудут; ну, посмотри сам – какой из меня бюргер?.. Чтоб в своем доме, утром встал, ночью лег, горбатиться на кого-то, чтобы на жратву наскрести… Да ну, к черту. Я тут – до вот этого, – он постучал пальцем по вырезанному в столешнице надгробью. – Хреново, конечно, и временами тоскливо делается; что скрывать, сам все знаешь… Только вот такая жизнь, от сна до работы, погрузчиком каким-нибудь, пока спина не переломится – это не для меня. А другое что – а что я еще умею? Кошельки резать, замки ломать… Штаны протирать вот в «Кревинкеле»; только за это не платят.
– Платят, – возразил Курт тихо и, взявшись за бутыль, налил обоим. – И довольно неплохо.