— Ничего, ничего, — пробормотал Бейли. Глэдия перешла теперь в другую комнату, где все окна были завешены и свет стал иным — более мягким, искусственным.
— Что касается другой моей оплошности, — серьезно продолжала она, — это ведь только видеосеанс, поймите. Вы же не возражали против разговора, когда я была в сушилке и на мне все равно ничего не было.
— Видите ли, — сказал Бейли, желая, чтобы она оставила наконец эту тему, — слышать вас — одно, а видеть — другое.
— Но в том-то и дело. Вы же не меня видите. — Она слегка покраснела и потупила глаза. — Надеюсь, вы не думаете, что я была бы способна вот так выйти из сушилки, если бы кто-то на меня
— Какая же разница?
— Громадная. Вот вы сейчас смотрите на мое изображение. Вы не можете коснуться меня, не чувствуете моего запаха. Будь вы здесь — тогда конечно, а так я по меньшей мере в двухстах милях от вас. Понимаете?
— Но видеть-то я вас вижу, — возразил Бейли.
— Нет, не меня. Мое изображение. По видео.
— Ну и что?
— В том-то и состоит разница.
— Понял, — сказал Бейли и не солгал. Эту разницу трудно уловить сразу, но своя логика в ней есть.
— В самом деле поняли? — чуть склонив голову набок, спросила Глэдия.
— Да.
— Значит, не будете возражать, если я сниму с себя покрывало? — улыбнулась она.
Дразнится, подумал Бейли — надо бы поймать ее на слове. Но вслух сказал:
— Не отвлекайте меня от работы. Обсудим в другой раз.
— А ничего, что я сижу в нем, или мне одеться более официально? Я серьезно.
— Нет-нет, не надо.
— Можно мне тоже звать вас по имени?