– Как? – не выдержал Трап.

– Тебя это интересует? – удивился Армик. – Я думал, ты спросишь что-нибудь о маме.

Он так и сказал. «О маме».

– Но я отвечу, вот, – он поправил на шее длинное, скрученное в несколько раз кремниевое ожерелье. – У мамы, если ты заметил, такое же. Двух ожерелий хватило бы на большую капсулу, но эта тварь, – Армик плюнул на лежавшую рядом Кафшу, – уничтожила ее. К счастью, контейнер с дурью не пострадал, да и вывозить некого. Твои скребки положили всех моих парней. Впрочем, пятнадцатью мерзавцами больше, пятнадцатью мерзавцами меньше… Одного ожерелья на малую капсулу хватит.

– Как? – хрипло повторил Трап. – Как это работает. Я бросал пешню…

– Так это был ты? – понял Армик, медленно приближаясь к Трапу. – Работает просто. Этот коричневый жемчуг что-то вроде аккумулятора вот этого временного эффекта. Он поддерживает его, пока… грибница не сбросит споры. Но не советую срывать ожерелья с трупов моих парней. У них жалкие подделки. Жемчуг надо собирать живым. Вот, к примеру, как теперь. Сейчас он живой. Интересно? А ведь это все отец. Голова! Хорошие деньги за это открытие получил. Не от государства, конечно. Можно сказать, что от жены. Да, замуж выходить можно со смыслом. И жениться удачно. Отец оставил хлопотную работу, вернулся на Токе. Ну а уж все остальное сделала мама. Она тут главная. Давно. До нее был ее отец. Потом стану я. Ты бы снял пешню, видишь, у меня ничего нет в руках.

– Мама? – переспросил Трап, стягивая с плеча пешню. – Отец?

– Придурок! – наконец прошипела, изогнувшись на полу, Кафша. – Да ты хоть в зеркало иногда смотришь? Вы с Армиком на одно лицо!

– На одно лицо? – не понял Трап.

– Откуда ему знать, – отозвался Армик. – У него же почти всегда разбита рожа. Вот как теперь.

Нет, Армик не был так быстр, как был быстр Трап, хотя вполне мог сравниться с той же Кафшей. Но он был сильнее, увереннее, спокойнее, безжалостнее Трапа. Он не загорался. Он горел постоянно и горел ярче даже вспыхивающего соперника, который, оказывается, был с ним на одно лицо. Вот и теперь Трап ушел от первого, второго, третьего удара, отбил четвертый, сам ударил в грудь Армика, но вряд ли сумел причинить тому хотя бы боль. Зато удар, который вновь расплющил, раздробил его нос, отбросил Трапа на трупы.

– Больно? – услышал он вопрос над самым ухом. – Значит, по правде. Когда по правде – всегда больно. Все когда-то кончается, но твоя беззаботная жизнь кончилась не тогда, когда ты сбежал в Порт из дома, а кончается только теперь. Скоро. Минуты остались.

– Но почему «мама»? – прохрипел, булькая кровью, Трап.