– И сам Ян Ван Ален, – продолжил оборотень. – Надо же.
– Вижу, я среди вашего брата личность известная, – хмуро отозвался охотник, приподняв лук еще чуть выше. – Что тебе нужно?
– Поговорить.
– Полагаешь, есть о чем?
– Не с вами, – возразил тот, кивнув на Хагнера. – Мне с моим сыном.
– Думаешь? – мстительно усмехнулся Ван Ален. – Посмотри на него. У него в руке железный штырь, которым он пару минут назад уложил одну из твоих тварей. Ты в самом деле считаешь, что он кинется тебе на шею?
– Просто эта глупая девчонка вместе с вами заморочила ему голову, – уверенно произнес оборотень. – Пройдет время, и он уразумеет, что к чему.
– Эта девчонка моя мать, – заговорил Хагнер, явно позабыв все наставления, данные ему майстером инквизитором и иже с ним – голос дрожал от злости. – Следи за словами. Довольно того, что ты убил ее.
– Ты не такой, как она, – оборвал его пришелец. – Не такой, как все они; ты такой, как я. Моя плоть и кровь, и я знаю, что ты всегда нутром это чуял. И я когда-то это познал на себе.
– Я – не такой, как ты.
– Да полно тебе. Ты же всегда знал, что ты другой, и сейчас это знаешь. Боишься просто, потому что меня не было рядом, и никто тебе не мог рассказать, что за жизнь тебе определена. Просто не знаешь еще, кто ты такой.
– Я человек, – коротко ответил Хагнер, и тот покривился:
– Все это пустые слова. И люди тоже держатся своих – крестьяне живут в обществе крестьян, солдаты знаются с солдатами, монахи с монахами, а твоя жизнь рядом с тебе подобными. Со мной. И эти – они не сумеют тебя удержать, если только ты сам захочешь уйти. Я положил ради тебя столько сил, потерял всех, но жалеть об этом не стану, если ты выбросишь эту дурь из головы и уйдешь со мной. Ты просто еще дитя и не понимаешь всего, лишь повторяешь то, чего наслушался от других, а они просто хотят поломать тебя, подчинить; посмотри на себя – что они с тобой сделали? Нацепили ошейник, точно на ручную собачонку!.. Образумься, Максимилиан. Не знаю, что забил тебе в мозги этот инквизитор, но против крови не пойдешь, а кровь в тебе моя.
– К сожалению, – согласился Хагнер. – Но кто тебе сказал, что ты можешь выбирать за меня мою жизнь?
– А кто ж тогда? – покривился в улыбке оборотень, кивнув на людей вокруг. – Они? У тебя нет с ними ничего общего. Ты другой, ты не из их рода, не из их бытия. Они тебе никто.
– Как и ты.
– Я твой отец.
– А я все ждал, повернется ли у тебя язык это произнести, – с ожесточенным презрением усмехнулся Хагнер. – Отец – это тот, кто рядом, когда он нужен, кто заботится, защищает, тревожится о тебе и радуется за тебя. А где ты был пятнадцать лет? Когда меня мешали с грязью, потому что ты решил исчезнуть – где ты был? Когда нам пришлось бросить все и уйти в никуда? Где ты был, когда мать не спала ночами, оберегая меня? Когда мы оба горбатились, как ломовые лошади, чтобы не сдохнуть с голоду – где ты был? Там же, где и был бы до сих пор, если бы я не перенял от тебя твоей звериной сути, и не смей говорить мне о крови, потому что – да, с ней не поспоришь, и на тебе, сукин сын, кровь моей матери.