— Неплохо. Ну да, подсыпал. Так было надо, — его челюсти крепче сжались. — Но вышло не совсем так, как я рассчитывал. Эрик не такой, как я.
— Ты можешь выпить рюмку–другую. Ты можешь остановиться.
— Что? Ты мне не веришь?
— Ты после несчастного случая выпил всего пару рюмок. Так? Я ведь точно не знаю.
Он поднялся с подлокотника дивана и прошёлся передо мной.
— Потому, что я‑то не алкоголик. Это просто чушь, которую с семнадцати лет говорят обо мне. Я не Эрик. Господи, да он даже не помнит тот вечер среды.
— Тогда почему ты просто не объяснил, что случилось с Агатой? Не сказал, что это несчастный случай?
— Да, да, я не мог. Мне правда очень жаль, что для других всё так вышло. Только я не могу.
— Ты про Руби? — я подтянула поближе сумку. — И Эрика.
— Как я сказал, мне жаль, но иногда случается всякое. Иногда приходится чем–то жертвовать.
— Или стать жертвой, — тихо сказала я.
Он остановился передо мной.
— Да, или стать жертвой, — он потёр рукой шею. — Знаешь, как тяжело и как долго пришлось работать, чтобы создать это место, — он обвёл рукой комнату, но я понимала, что он говорит о лагере, не о пространстве, где мы сейчас были, — ты знаешь?
— Вероятно, нет.
— Не знаешь. Так много детей в нём нуждается. А я постоянно сталкивался с людьми, встающими у меня на пути.
Я кивнула.
— Это место должно изменять жизнь. Должно спасать, — он вытащил из–за стола хромированный стул и оседлал его. — Так что оно стоит того. Потребности большинства перевешивают нужды меньшинства.
Аристотель.
— Ты считаешь, всё либо чёрное, либо белое? — спросила я.
Он усмехнулся. Смех разнёсся по полупустой комнате.