Сбил ли он её намеренно? Мне не хотелось так думать, но Маркус был в этом уверен.

Я ожидала длинного выговора за то, что вмешалась в дело, но он сказал только: «Тебя могли убить». Его обеспокоенное лицо заставило меня устыдиться сильнее, чем любые слова.

В четверг Эрик рано закрыл кафе, а Мэгги отменила занятия по тай–чи. Мы собрались в ресторане, праздновать освобождение Руби. Она ещё горевала об Агате, и ей предстояло многое переосмыслить насчёт Джастина. Я видела, как Эрик ей что–то сказал, и что бы это ни было, оно помогло.

Я сидела у окна, перевязанная нога лежала на стуле. Мэгги села рядом.

— Как ты?

В последние двадцать четыре часа она задавала этот вопрос с завидной регулярностью.

— Нормально, — я похлопала её по плечу здоровой рукой.

Встревоженная моими расспросами про Хардвуд–Ридж, Мэгги позвонила Маркусу, когда я перестала отвечать на звонки. Удивительно, но ему позвонил и Питер Лундгрен.

— Знаешь, увидев идущего по снегу Маркуса, я решила, что у меня галлюцинации.

Будто услышав, что мы говорим о нём, стоявший рядом с Ребеккой на другом конце зала Маркус обернулся, улыбнулся и отсалютовал нам чашкой горячего шоколада. Я тоже улыбнулась.

— Ты ему нравишься, — сказала Мэгги.

— Он не в моем вкусе, — начала я, но, в общем–то, мне нечего было возразить.

Открылась дверь, и вошла Рома. Хорошо, что я сидела, потому что она держала за руку Эдди Суини.

Настоящего.

— Теперь–то у меня точно галлюцинации? — спросила я Мэгги, пока они пробирались к нам.

— Не-а, — хитро ответила она, улыбаясь, как Чеширский кот.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — сказала Рома. — Как Оуэн?

— Прекрасно. Спасибо, что отвезла его домой. И тебе, Мэгги.

— Мне нравится этот комок шерсти, — ответила Мэгги. — Он крутой.

— Кэтлин, это Эдди, — сказала Рома, улыбнувшись огромному хоккеисту.