Мулагеш молчит — от Рады она не ожидала такой вспышки гнева.

— Вы можете себе это вообразить, генерал? — кричит Рада. — Можете себе представить, каково это — долгие дни лежать под завалом рядом с трупами всех твоих близких, обонять смрад их разлагающихся тел, видеть, как течет их кровь? Чувствовать, что они тут, рядом, в темноте, холодные и липкие? Можете представить себе, каково это — вырасти в страхе, что, когда погасишь свет, они к тебе придут! Ложиться спать каждую ночь и ждать, что вот ты протянешь руку и нащупаешь рядом с собой холодное, мокрое лицо, усы и брови и поймешь, что это некогда было твоим отцом? Что от него остались лишь плоть и кости и более ничего.

Рада смотрит на Мулагеш, лицо ее искажено яростью.

— А теперь представьте себе, каково узнать, что раньше было иначе! Раньше были открыты посмертие, небеса! Раньше моя семья была бы в безопасности! Раньше мертвых почитали, любили и уважали! Когда я взяла в руки меч Петренко, я увидела это! Я увидела, что раньше ожидало нас, и поняла — все поняла! Поняла, что у нас отняли! Что одним ударом посмертие, которое с такой любовью обустраивали для нас, было уничтожено! Все пропало, и бесчисленные души оказались во тьме безо всякой надежды! Вы понимаете, что ваша страна сделала с нами, генерал? Вы понимаете, что во время Мига пострадали не только живые, но души на небе? И все люди, погибшие во время Мирградской битвы, они умерли дважды! Один раз — в этом мире, и еще один — когда они не сумели попасть в приготовленное для них посмертие!

— Ну и что, у нас вообще никакого посмертия на хрен не было! — рычит Мулагеш, раздувая мехи. — Когда сайпурцев убивали, мы просто гнили в земле, и если наши семьи знали, где мы лежим, это почиталось благословением! Твоя трагедия — это лишь свечка в целом море лесного пожара!

— А мне плевать! — вскрикивает Рада. — Мне плевать! Будь проклят мир, проклят Континент, и Сайпур заодно с ними! Если мир не дает нам передышки от жизни — уничтожим его! Когда я взяла в руки меч, он показал мне, где лежат обломки его родичей — они рассыпаны здесь в холмах. И когда они тут устроили шахту, я знала, что они добывают, — они не знали, а я знала! И когда я отковала первый свой меч, я знала — они стали ближе, посмертие, в котором нам отказали, приблизилось к нашей реальности. Пусть они приходят. Пусть делают с нами то, что мы заслужили! — Она разражается рыданиями, истерично всхлипывая. — Мы заслуживаем этого. Мы все заслуживаем этого.

— А те семьи, которые ты убила, — они это заслужили? Тот труп, что ты изрубила, чтобы выдать его за Чудри, — она этого заслуживала?