Убедившись, что поблизости никого нет, Шизней отперла дверь и вошла.
Тусклый дневной свет пробивался сквозь наполовину закрытые занавески. В комнате Камила, как обычно, царил беспорядок — груды одежды, дисков и игр для PlayStation. На стене висело несколько картинок с женщинами в стиле пин-ап[85]. Обнажённые женщины были основной причиной, по которой Камил запретил матери входить в его комнату.
Мистер Дайн лежал там, где Шизней его оставила — он растянулся на неубранной кровати Камила. Потом Шизней постирает простыни. Хотя Камил, может быть, и так ничего бы и не заметил.
Мистер Дайн пошевелился и посмотрел на неё. Он выглядел так же плохо, как накануне ночью, хотя, по крайней мере, его рана перестала кровоточить.
— Всё в порядке, — прошептала Шизней. — Я просто пришла проведать вас. И кое-что вам принесла.
Она держала в руках бутылку минеральной воды, которую взяла из холодильника внизу, немного свежих фруктов и коробку мороженого.
Глава двадцать пятая
Глава двадцать пятая
От залива дул сильный ветер, но дождь прекратился. Выглянуло солнце, слабое и тусклое, но всё же это было солнце, и небо было высоким и покрытым пушистыми белыми облаками.
День клонился к вечеру, до заката оставался всего час или два. Движение на дорогах уже стало более оживлённым, как всегда по вечерам в пятницу, и автомобили гудели на кардиффских улицах за его спиной.
Одетый, вымытый и побритый Джеймс прошёл по деревянному настилу Оконечности пирса и остановился у ограждения, глядя на Норвежскую церковь и химический завод за Портом королевы Александры. Мимо проплыло водное такси, за которым тянулась дорожка пены.
Он провёл много времени, бреясь и принимая душ в ванной комнате Хаба, и долго смотрел на себя в зеркало. Оба его глаза оставались карими.
— Дышишь воздухом?
Джеймс оглянулся. По пустому причалу к нему шёл Оуэн. Он надел куртку и прятал руки в карманах.
— Пытаюсь отвлечься, — ответил Джеймс.
— Я подумал, что надо пойти поискать тебя. Я закончил с тестами.
— Очень быстро.
— У меня сложилось впечатление, что ты не хочешь, чтобы я долго возился.
— Тогда давай. Сколько мне осталось, доктор?
Оуэн прислонился спиной к ограде.