Казалось, с тех пор как он в последний раз видел иноземцев, прошли часы, а не минуты. Лишь временами с той стороны был слышен треск – это колтун растений проламывал тяжелые, красного дерева, доски и раздирал на части мебель. Порой треску вторило шипение силы – видно, змеи с заката пытались унять развернувшееся буйство.

Отличное прикрытие для отступления. Вот только Первый не собирался отступать.

Развернув Аджита к себе, Верховный приложил к губам палец – и, не отвечая на вопрошающие взгляды, сел на пол, сосредотачиваясь. «Вы не одни, кто пользуется проверенными приемами», – хотелось сказать Верховному. Разница в том, что из Львиной бухты никто не вышел и никто не расскажет, что проделал Круг.

Получится ли? Он старался не думать, что станет с дворцом, если вся эта сила придет в движение. Медленно, шаг за шагом, старый маг выполнял то же, что делало при нем кольцо. Его сила – это сила источника, а источник бездонен. Его умение – это опыт Первого-в-Круге, а это что-то да значит.

Должно ведь значить…

И все же он зажмурился, высвобождая чары.

И, не открывая глаз, ринулся в сплетение созданных им дебрей. Чародей как будто удлинился, червем скользя вдоль ветвей и отростков. Как будто сжался в крохотную мошку, что глядит с высоты подрагивающего листа.

Волна магии, обращенная против каждого носителя Дара, задела лишь двоих. Тот колдун, что говорил с ним, как раз вставал с колен. Семеди вцепился в стол, не замечая, что пальцы его взрыхляют цветной песок, основу для объемной иллюзии города.

Проклиная боль в суставах, Газван тяжело поднялся на ноги. И едва не подпрыгнул, когда Аджит вцепился ему в локоть.

– Ближе… – беззвучно складывались губы ученика. – Подойти ближе…

Или «подойдем»… а, впрочем, какая разница? Верховный отвел светящуюся плеть хмеля, целитель придержал вторую, более тяжелую ветвь.

Когда они продрались к краю зарослей, князь с колдуном уже стащили мертвецов вместе, бросив одного поверх другого. Семеди вновь отступил к столу, а вот колдун, казалось, скорбит над собратьями. Да только Газван ни на миг не верил склоненной голове и рукам, бессильно опустившимся на мертвые тела.

В Закатных царствах глупые запреты Круга не действуют – и те, что в хрониках зовутся «вскармливанием кровью», тоже.

Первый приглядывался к иноземцу, с ужасом осознавая, что не ошибся: склоненное лицо было вовсе не искажено болью – оно светилось! Чужак дышал часто и прерывисто, как… как при совокуплении. Потому-то, что он присматривался к колдуну, Газван и понял первым, что их заметили. Он не успел шелохнуться: закатный змей поднял взгляд, оторвал от тела руку – за нею тянулись нити силы, словно не желая отпускать колдуна, и сделал жест, словно стряхивая с пальцев брызги.