– Все в порядке… Теперь все в порядке.

Что еще сказать? Что вообще можно сказать?

Газван просто сжал плечо чародея. Тот выглядел потерянным и испуганным, как только что увидевший кошмар ребенок. Некогда дорогая, яркая вышивка на рукавах лишь подчеркивала жалость его положения.

– Они свалились, пока я лез в окно.

Газван не сразу понял, что речь о туфлях. Мягких, бурых, с золотым шитьем – если Первого не подводила память.

– Я найду твои туфли, – пообещал Верховный и добавил: – Ты пока что соберись с силами. Пора бы возвращаться к нашим.

Впрочем, он не был уверен, что старик его понял – или хотя бы расслышал.

Смятое письмо под последней страницей

Смятое письмо под последней страницей

Дражайшая Лай!

Должно быть, я утратил всякое право тебе писать. Сколь бы высоко я тобой ни дорожил, сколько ласковых имен ни выдумывал и носил на руках в прежние дни – прошло семь лет и, видят боги, эти годы были долгими! И сейчас, когда пишу, я не знаю, решусь ли передать послание, но я взял на себя смелость, ведь завтра предстоит безумный день и, может статься, для меня он станет последним. Что бы ни случилось, я уверен, ты обо мне услышишь. Уверен, Сахир рассказывал, что посулил твоим новым соотечественникам наш старик. Он наобещал представителей Рассветных королевств в Круге, открытые двери архивов, библиотек и все наши пыльные и не очень знания. Если каким-то чудом его замысел сложится и все пойдет как нужно, если каким-то чудом меня не испепелят собратья и не зарубят псы узурпатора, то и в Галате заговорят о Верховном маге Сафаре, и тогда ты сама решишь, увидимся ли мы. А если и не сложится… наутро я увижу своего сына, и одного этого я ждал слишком долго. Я не знаю, зачем я пишу это послание. Надеюсь ли я на что-нибудь, после казни твоего брата, после всех этих долгих лет? Не знаю, имею ли я на то право. Но если я все же соберусь с силами и решусь отправить это письмо – просто знай, что я помню все. Так, словно это было вчера.