– Ты не передумал созывать Совет Достойных? Это… будет попахивать. Семеди делал то же самое.

– Согласен, – серьезно кивнул Мауз. – Но суть в том, что только достойные могут назвать опекуна. И очень важно, чтобы дворяне услышали и Неджру, и Жалимара, и тебя, наконец… И молодого владыку, да продлятся его годы и прирастет царство. Они будут торговаться, спорить, но поддержат. Поверь, я знаю, что делаю.

– Значит, мы не станем надевать на тебя маску прямо сейчас? – попробовал пошутить Газван.

Мауз потеребил перстень, пожевал толстыми губами и ответил:

– Нет. Сперва мы соберемся, поскандалим, а уж потом устроим переворот. Ругань – ритуал, освящающий благие начинания.

Газван невольно усмехнулся: не все в этом мире должно меняться. И хвала богам – иначе тяжелые времена были бы еще тяжелее.

– Хотел бы я так же верить в наших магов, – негромко сказал Аджит, едва двери за советником закрылись.

– Думаю, обойдется, – успокоил его Верховный. – Круг наелся войны, Мауз обещает многое, а Наджад… он больше ни с кем не будет воевать.

– Мне нужно осмотреть Ханнана. – Похоже, целитель тоже спешил убраться из пропахших болезнью комнат.

– Иди. Я буду здесь.

– Вам нужно отдохнуть!

– Я отдохну. Просто подожду тебя здесь, а потом отдохну.

– Я вернусь через ползвона! – Это была почти угроза. – И вы отправитесь в обитель, даже не спорьте!

Газван лишь улыбнулся.

Стражу в переднем покое сменили: теперь вместо Братьев там несли службу гафиры, хотя внешне изменилось немного. Все слуги узурпатора носили черное, а лица прятали и те, и эти. Верховный и сейчас не понимал роли ищеек в этой истории. Жалимар не казался врагом, но в голове не укладывалось, что войско, созданное для борьбы с магами, выступило вместе с Кругом. Жалимар преследовал свои цели – но какие? На этот вопрос еще предстояло найти ответ. Как и на многие, многие другие.

Газван бросил взгляд на скрытое тонким газом ложе.

Бездна, какую же кашу заварил Азас!.. Узурпатор. Фанатик. Признанный всеми царь – пусть и по праву силы. Он зря смолчал в тот последний разговор – теперь он так и не узнает, за что Азас возненавидел Круг, и возненавидел ли…

Предутренний сумрак разгоняли лишь две-три лампады, но Газвану вдруг стало душно. Откинув еще одни занавеси – в ноздри прянул запах отгоняющих москитов зелий, – Газван вышел на памятный балкон.

Река, цветом напоминавшая бурый клубок трущоб, что раскинулся к югу от города, оделась в рубище предутреннего тумана. Ни начала, ни конца, ни берегов. Не поймешь, где заканчивается вода, а где начинаются улицы и сады.