Аккуратно прикоснувшись пальцами к вискам Гуса, я с помощью своей силы пробудила его. Он со вздохом распахнул глаза, но информацию его мозг еще не воспринимал. Он уже не был в том трансе, куда я его ввела, – просто в обычном сонном состоянии, таком легком, что мог выйти из него, даже не заметив, что был в отключке. Я тихо шмыгнула прочь из помещения.

Выбраться оттуда было так же легко, как и забраться. Когда я наконец залезла в машину, Вольфганг странно посмотрел на меня, но я была слишком занята тем, чтобы вывезти нас подальше к чертям, и не могла уделить ему внимание. И только когда мы проехали семьдесят миль и я съехала на обочину, чтобы сходить в туалет, – только тогда я осознала, что ухмыляюсь, как чокнутая, и напеваю про себя увертюру «1812 год».

Сколько пищи для размышлений!

С любовью,

Я

19

19

Мифани нерешительно постучала в дверь гостевой комнаты, осторожно держа две чашки чая. Накануне вечером они с Бронвин договорились, что поскольку они обе достаточно напились и засиделись допоздна, сестра останется у нее ночевать.

– Бронвин? – Из-за двери донеслись звуки чрезвычайно тяжелого пробуждения и страдания от похмелья. – Я принесла чай. – Она услышала что-то невнятное, что разобрала, как «входите», и вошла. Сестра терялась в толстых покрывалах на большой кровати, но масса светлых волос помогла Мифани определить ее местонахождение.

Она осторожно села на край кровати. Рядом возникла рука и бережно приняла чай. Наконец, Бронвин удалось заставить себя сесть и обхватить чашку руками.

– Вкусный, – проговорила она.

– Это Вэл приготовила, – призналась Мифани.

– Кто такая Вэл?

– Моя домработница.

– У тебя есть домработница? – изумилась Бронвин.