– Да, – тихо подтвердил слон Грантчестер с мягкого дивана. Попивая мартини, в своем помятом смокинге он выглядел зловеще спокойным. – Это, кстати, интересное замечание, и здесь мы должны следовать протоколу. Ладья Томас, какие у вас были основания для обвинения?

– Мои основания? – недоверчивым эхом отозвалась Мифани. – Вы что, думаете, я обвинила невиновного? И что этот невиновный поднял стихийный мятеж посреди коктейльного часа? С оружием, которое у них всех вдруг оказалось под рукой? Да, у меня есть доказательство измены Гештальта, но если мы так хотим придерживаться протокола, я что-то не припомню традиции, по которой глава организации ест закуски, пока я выступаю с докладом. – Закончив свою речь, она поняла, что успела перейти на крик и все теперь пялились на нее.

– Похоже, у ладьи Томас отросли зубы, пока она была в этом платье, – сухо заметил слон Алрич.

– Или в том, что от него осталось, – чопорно заметила Фарриер. – Тем не менее они оба говорят правильные вещи. Ладья Томас, вы не на суде. Но все же нам всем хотелось бы знать, что именно вытворил Гештальт, кроме того, что завербовал моих секретарей и унизил нас перед гостями.

– И убил члена Правления, – добавил Экхарт. – Или вы забыли, что мой товарищ-конь лежит в соседней комнате мертвый? – Все на время замолчали, подумав об избитом теле Габбинса, которое пока просто накрыли окровавленной скатертью.

Мифани пришлось думать быстро. Ей нужно было дать им хоть какую-то сводку, но рискнуть поделиться определенными фактами она просто не могла. Поэтому просто пересказала все, что произошло в Бате, упомянув и о нападении на нее саму неделей ранее, после которого у нее остались фингалы. Точно утверждать, что эти два события связаны, она не могла, но это в самом деле выглядело подозрительно.

Также она намеренно избежала любых упоминаний о своей потере памяти.

– И ты думаешь, это был Гештальт? – воскликнул Уоттлмен. – Члены моего Правления пытаются убить друг друга?

– Причем успешно, – горько указал Алрич. – Габбинс мертв, и почти все служащие в той комнате либо убиты, либо оказались изменниками. Либо и то, и другое.

Слон печально глядел на свою изорванную одежду, но даже не позаботился смыть запекшуюся на коже кровь. И еще отказался от выпивки.

– Да! Как насчет этого? – сказала Фарриер. – Я крайне обеспокоена тем, сколько служащих проявили такое сильное желание меня убить. Боже, найдись такой хотя бы один – это уже было бы тревожно. Но столько! Может, оставшихся служащих нужно отсюда вывести?

– Леди Фарриер, тот факт, что эти люди проявили готовность пожертвовать собой, чтобы защитить нас, должен служить свидетельством их преданности, – с нажимом проговорила Мифани. Она никому не позволила бы разлучить себя с Ингрид. Они обе нашли Энтони лежащим лицом вниз, погибшим от двух с лишним десятков ножевых ранений, с той же нелепой фиолетовой шотландкой, почти дочерна пропитанной собственной кровью. Тогда Мифани и Ингрид вместе поплакали, а потом, держась за руки, перебрались в соседнюю комнату.