– Что?
– Что?
– Это протестующие, они стоят у здания, – объяснила охранник Гештальта, звеня серьгами на губах.
– Это протестующие, они стоят у здания, – объяснила охранник Гештальта, звеня серьгами на губах.
– И когда они там появились? – спросила я, когда машина подъехала к нам поближе.
– И когда они там появились? – спросила я, когда машина подъехала к нам поближе.
– Полчаса назад, – ответила Ингрид.
– Полчаса назад, – ответила Ингрид.
– И против какой ерунды они протестуют? – спросил Гештальт, заметно раздосадованный этим неудобством. – Жалуются на банк?
– И против какой ерунды они протестуют? – спросил Гештальт, заметно раздосадованный этим неудобством. – Жалуются на банк?
– Нет, они протестуют против тайных правительственных операций, проводимых в этом здании, – ответила телохранитель.
– Нет, они протестуют против тайных правительственных операций, проводимых в этом здании, – ответила телохранитель.
– Что? – в ужасе воскликнули мы с Гештальтом.
– Что? – в ужасе воскликнули мы с Гештальтом.
– Я как раз договариваюсь о встрече с начальником службы безопасности Кловисом, – спокойно сообщила Ингрид. – Он просил не беспокоиться.
– Я как раз договариваюсь о встрече с начальником службы безопасности Кловисом, – спокойно сообщила Ингрид. – Он просил не беспокоиться.
– Ох, нехорошо все это выглядит, – пробормотала я, когда машина остановилась перед нами. – Слава богу хоть окна затонированы. И яйценепробиваемы.
– Ох, нехорошо все это выглядит, – пробормотала я, когда машина остановилась перед нами. – Слава богу хоть окна затонированы. И яйценепробиваемы.
Дверь открылась, и из автомобиля выбрался сэр Генри. Мы все изобразили надлежащие приветственные жесты, выкрутившись при этом таким образом, чтобы разглядеть того, кто еще сидел на заднем сиденье машины.
Дверь открылась, и из автомобиля выбрался сэр Генри. Мы все изобразили надлежащие приветственные жесты, выкрутившись при этом таким образом, чтобы разглядеть того, кто еще сидел на заднем сиденье машины.