Пока горел костер, я просушил и зарядил свои пистоли. Помимо них кинжала и стилета в моем распоряжении оказались мушкет и арбалет, два фальшиона и несколько клинков покороче. Оружие герхардианцев брать не стал, хватило и собственного железа; разве что не на шутку заинтересовался штуцером. И дело было даже не в его невеликих размерах — внимание привлек необычный дульный срез. Внутренний канал ствола оказался не привычно круглым, а неправильной формы, со сглаженными выступами, которые уходили вглубь семью скрученными волнами.

Столь сложное устройство породило множество вопросов, но факт оставался фактом: брат Гил умудрился с первого же выстрела поразить цель на расстоянии как минимум двадцать пять дюжин шагов. Штуцер я решил придержать.

На исходе ночи вновь начала бить дрожь, и дело было уже не в холоде — мне просто стало очень-очень плохо. И прежде не лучшим образом себя чувствовал, а тут как-то разом все навалилось, словно жизненные силы покинули. Жутко саднили ободранные веревками запястья, лодыжки и шея, а каждое движение сопровождалось вспышками боли в отбитом животе; ниже ребер там наливались огромные синяки.

Обращаться к эфирному телу я не рискнул. На меня и без того с некоторым запозданием накатила расплата за излишнее усердие в сотворении чар: вновь загудели в ушах призрачные осы и понемногу начала гореть огнем левая кисть. Какое-то время я сидел, судорожно стискивая в левом кулаке янтарные четки, потом не выдержал, поставил на огонь горшок и опустил в воду заготовку волшебного жезла. Тогда-то и спалил последние полешки, желая вытянуть из дубовой палки остатки пропитавшей ее настойки корня мандрагоры.

Получившийся отвар отдавал болотиной, и всё же добавлять в горшок травы из запасов ловчего я не рискнул. Черпал кипяток обколотой кружкой, давился, но пил. Несколько раз накатывали приступы тошноты и меня начинало полоскать, прошибал холодный пот, а потом мало-помалу боль стихла, накатила апатия и сонливость. Возникло даже подозрение, что переборщил с зельем, поэтому не смыкал глаз, опасаясь уснуть и уже не проснуться.

Когда мрак рассеяли лучи еще толком не поднявшегося из-за горизонта солнца, я надел стеганый колет, поверх затянул перевязь брата Гила и устроил в ней пару пистолей. Одежда была мерзко влажной, но с этим сейчас ничего поделать было нельзя, холод и неприятную сырость оставалось лишь перетерпеть.

После я разулся, закатал штанины и отправился проведать утопленника. Брат Кас за ночь никуда не делся, и в несколько подходов мне удалось затащить неподъемное тело на плот.