– Думаю, я пойду поищу Коула, – сказала я. – Сможешь рассказать ей, что происходит? Убедиться, что все в порядке?
Выйдя из комнаты, я вытерла лицо краем рубашки, и подождала, пока успокоится дыхание, а потом заглянула в спортзал, в кабинет, в большую комнату, где дети уже расселись со своими тарелками макарон с сыром.
Верно. Обед. А это значит…
Я бросилась к коридору, ведущему в кухню, перепрыгивая по две ступеньки сразу. Дети, которые накрывали там столы, только пожали плечами и сказали, что Коул зашел и унес две тарелки. Ждать снаружи у входа в архив было бы слишком подозрительно. Я достала ключ, который висел на шнурке у меня на шее, огляделась, убедиться, что меня никто не видит, вошла внутрь и заперла дверь за собой. Лампочка над головой закачалась от движения воздуха, а дверь, скрытая за стеллажом, заскрипела, потому что была закрыта неплотно.
Именно любопытство, больше, чем что-либо другое, заставило меня войти в этот узкий коридор. Впервые за много дней я собиралась увидеть его – Коул просто освобождал меня от этой обязанности каждый раз, когда я предлагала сделать это, – говорил, что лучше, если я буду держаться подальше, чтобы не вызывать у Клэнси враждебность, раз он приходит в ярость от моего вида. А так он ведет себя дружелюбно, и нет никаких признаков, что он пытается влиять на сознание Коула.
Теперь, когда Вайда вернулась, я ожидала, что она скорее всего будет стоять здесь, наблюдая за ним в маленькое оконце в двери, – но нет. Там не было никого, кто проследил бы, чтобы Клэнси не начал хозяйничать в сознании Коула. Если бы кто-то сказал мне, что Коул и Клэнси будут сидеть лицом друг к другу на полу и есть, разделенные лишь несколькими сантиметрами пуленепробиваемого стекла… Я бы посоветовала тому человеку держать свои фантазии при себе. Но так и было. Они оба сидели и разговаривали, непринужденно, как старые друзья.
Я наклонилась вперед и прижалась ухом к двери. До меня доносились обрывки фраз.