— Он… он то самое искалеченное божественное дитя, о котором ты читала в своих книгах?

Она устремляет на него пристальный и проницательный взгляд.

— А об этом ты как узнал?

— Я… побывал у тебя дома, — говорит Сигруд. — Я видел книги в твоей комнате.

— А-а. Понятно. — Она расслабляется. — Да, я видела в газетах, что мое имение сгорело. Ты ничуть не утратил изящества, Сигруд. Но, отвечая на твой вопрос… Я не уверена. Я думала, что он тот самый ребенок, который хочет вернуть себе все, что украли изначальные Божества, — но мне не удалось найти этому доказательств. Я думаю, изначальные Божества прибегли к одному из своих излюбленных фокусов — изменили прошлое, изменили память этого увечного дитяти, чтобы оно никогда не вспомнило, кем было на самом деле. Так что если наш враг — тот самый ребенок, он и сам может ничего не знать.

— Но если травма может заставить ребенка вспомнить о своей божественной природе, — говорит Сигруд, — возможно, пытки на «Салиме» вынудили его вспомнить очень, очень многое.

Она едва заметно кивает.

— Возможно. Я изо всех сил старалась узнать о нем больше, но не преуспела. И он был готов. После «Салима» я начала искать его. Думаю, он меня вычислил, потому что организовал маленькое представление — проявление божественного, о котором мне доложили по моим каналам. Я должна была догадаться, что это уловка, потому что о случившемся прознали только мои люди и больше никто. Но я начала расследование, обеспокоенная тем, что это могло быть как-то связано с ним. И сделала одну критическую ошибку — взяла с собой черный свинец.

Сигруд кивает — внезапно ему все ясно.

— И он его украл. Верно? Вот почему ты так и не использовала черный свинец против него. Я так много об этом думал.

Она горько улыбается.

— Верно. В тот момент я не осознавала, насколько он силен. Он контролирует все, что погружено во тьму. А я ведь вряд ли собиралась держать черный свинец на верхней полке шкафа, на свету, не так ли? Когда я обнаружила, что он пропал, мне стало ясно, какая опасность нам угрожает: мне и остальным божественным детям. Тогда-то я и выследила Мальвину. И мы на самом деле приступили к организованным действиям. Но потом, к несчастью… — она печально улыбается, — я умерла. Что довольно-таки усложняет ситуацию.

— И… что же нам теперь делать? — спрашивает Сигруд.

Она ненадолго задумывается. Потом говорит:

— Так. Помоги-ка мне встать.

— Ты это можешь?

— С чьей-то помощью — да. Я бы хотела сделать кое-что, чего не делала очень долго, — она дарит ему сияющую улыбку. — Я хочу с тобой прогуляться, Сигруд.