— Окажи любезность, сделай глубокий вдох… и выдох. Представь, что… представь, что видишь эти ленты.

Гражине и представлять нет нужды.

Она их и вправду видит. Кубло змеиное, свитое в каменной чаше.

— Прелюбопытнейшая визуализация, — Зигфрид моргнул и снова. — Обрати внимание. Блеклые — старые… синий оттенок означает, что смерть была легкой и быстрой. Душа ушла из тела, так и не осознав, что случилось.

Синеватых лент было изрядно.

— А вот зелень — это наоборот, свидетельство долгого умирания. Вследствие болезни, к примеру…

Гражина кивнула.

— А красные?

Те самые, сладкие…

— Красные говорят о том, что смерть имела насильственный характер…

— Убийство?

— Не всегда… я видел подобное в хирургических палатках, когда пациент имел несчастье погибать в процессе операции. А операции сопряжены с немалой физической болью, которую не способен облегчить и морфий, и, что гораздо хуже, с кровью. Это почти жертвоприношение, хотя и врачи не ведают о том, что становятся жрецами. Пролитая кровь, насыщенная силой… пойдем. Нам пора.

И он отвернулся, выпустил Гражинину руку.

Шел Зигфрид быстро, нимало не заботясь о том, как Гражина поспеет за ним. И ей пришлось едва ли не бежать. Все ж, может, хорошо, что ее заставили переодеться, в юбках бегать куда как неудобней… и она вдруг ощутила что-то…

…не то.

…будто лопнула невидимая нить, выплеснувши в мир чей-то сдавленный крик, и черно-бурый змеиный клубок лент окрасился вдруг нарядным алым.

Алый?

Смерть в муках. Пролитая кровь… что ж, Гражина заставила себя отвернуться. В больницах и не такое случается.

Глава 32. В коей для мотыльков зажигают фонарь

Глава 32. В коей для мотыльков зажигают фонарь