…В дверь звонили беспрестанно. Я не реагировала, сонно надеясь, что это не ко мне (мало ли пьяных дверью да подъездом ошибаются?..), но когда Кирюша деликатно потряс меня за плечо, пришлось встать. Вернее, сесть. Я протерла лицо и моргнула. Знала, что в постели, одолеваемся страшными мыслями, не расслаблюсь, и заснула на кухне со включенным светом.

Часы показывали начало двенадцатого ночи. В дверь снова позвонили.

— Кто там? — я посмотрела на скелета.

Тот, выпрямившись и встав на цыпочки, напыжился и красноречиво сунул пальцы в пустые глазницы, побарабанил костяшками о пластик черепушки. Понятно… Я тряхнула головой, глубоко вздохнула, прогоняя сон, наспех умылась, завернулась в плед и пошла встречать гостя.

«Гость», одетый как для похода в старый архив, не убирая руку с кнопки звонка, рассматривал испещренный обережными символами потолок. И, едва я открыла дверь, не здороваясь, поинтересовался:

— Это защита от нечисти? Даже беса не пропустит?

Я пожала плечами. Не знаю, не проверяла. А Томка — из Круга, и ей все можно. Впрочем, даже если бес и просочится, силы лишится сразу, едва порог переступит. А вот наблюдатель видеть символы защиты не должен. Значит, Пламя еще горит.

— Ульян, я по делу, — продолжал трещать Гоша. — Про Барские развалины помнишь? Сегодня — ночь вопросов от нас и ответов от Барыни. Пойдешь со мной? — глянул искоса и бодро добавил: — Ничего, что лично разбудил? Ты сотовый отключила.

И посмотрел так… наивно-невинно, что сразу захотелось его стукнуть. Но вместо этого я широко открыла дверь, приглашая войти, развернулась и пошла переодеваться. Заметила мимоходом в зеркале свою опухшую физиономию и несчастные глаза и заклятьем выстудила лишние эмоции. Время для слез еще не пришло, а вот дел — навалом.

Жорик по-прежнему отсутствовал, зато амулетов прибавилось. Пока я спала на кухне, призрак наведался домой и захламил мою спальню. Что ж он увидел в будущем, что замыслил, жук?.. Неужто появление тюрьмы вдохновило его на такие воровские подвиги во имя?..

Пока я одевалась, наблюдатель нагло освоился на кухне. Налил чаю и с аппетитом доедал шарлотку. Да, это мысль, ночь может затянуться… Сделав на скорую руку горячие бутерброды, я, жуя, подошла к окну и втянула носом воздух. Однако… холодает. Сибирская осень быстро меняет милость на гнев: днем — плюс двадцать, ночью — ноль, а утром минус и идет снег. И, кажется, время явления пришло: в видениях тюрьму заметал снег. Пожалуй, утеплюсь.

Гоша подошел и многозначительно кашлянул. Молчание было вязким, неуютным и напряженным. Но у меня слова с языка не шли, а наблюдатель, похоже, не знал, о чем говорить. Вернее, не знал, с чего начать. И косился то сочувственно, то вопросительно. А ведь наверняка знал про решение тети Фисы и про то, что ее… уже нет. Он поймал мой хмурый взгляд и изобразил раскаянье. Причем так искренне, что я прониклась.