Нидар попытался что-то сказать, но в горле вновь забулькала кровь. Бернарделли мягко, почти нежно, потрепал его по изрезанной щеке.

— Все в порядке. В скором времени мы с вами станем лучшими друзьями, и вы расскажете мне все, что знаете. А когда закончите, будете рыдать оттого, что больше ничего не в силах мне поведать. Заверяю вас, так будет. Мы напомним вам, как агенты КНТР вроде вашего подручного Куницы пытали моих людей в застенках Консорциума, как вы травили нас, выслеживали, казнили без суда… Теперь вы сможете испытать все на собственной шкуре. И, если судьба милосердна к вам, сможете сойти с ума еще до того, как мы закончим. А когда мы закончим… От вас останется очень мало, Нидар. Знаете… мне даже жаль, что наше знакомство не продлится достаточно долго. Верите ли, я испытываю от него настоящее удовольствие.

Нидар неожиданно улыбнулся. Его рваный рот расползся в стороны, обнажая месиво десен.

— Мне тоже… — пробормотал он хрипло, пачкая подбородок кровавыми сгустками, — Мне тоже жаль.

Его запястье было привязано к подлокотнику стула, но пальцы остались свободны. Едва шевелящиеся, дергающиеся, как у старика, они вдруг с неожиданной силой вцепились в рукав пиджака Бернарделли.

А потом рука Нидара взорвалась.

22

22

Маадэр еще какое-то мгновенье видел пальцы Нидара, стиснутые веревкой, ставшие фиолетовыми ногти… Раздался оглушительный треск, в стороны полетела деревянная щепа, пыль…

Маадэр рефлекторно отвернулся, чтоб прикрыть глаза и лицо, а когда вновь увидел Бернарделли, тот уже не сидел на корточках перед пленным, а стоял неподвижно, прижав руки к животу. На его сухом невыразительном лице мелькнула растерянность. Возможно, впервые за всю его жизнь и оттого выглядящая вдвойне странно. Он опустил голову и непонимающе смотрел, как из его живота, пачкая пальцы, сочится что-то темно-багровое, собирающееся на каменном полу в неровную густую лужицу винного цвета.

Он собирался что-то сказать, даже открыл рот, но не успел — его большое тело вдруг оступилось, зашаталось как подрубленное дерево, еще не решившее, куда падать, и тихо осело на пол, мгновенно превратившись в подобие бесформенного тряпичного куля.

Единственным человеком, хладнокровно наблюдавшим за его смертью, был Нидар. Его изувеченная кисть исходила дымом, вместо пальцев остались короткие обрубки, в которых сквозь порванную плоть виднелась оружейная сталь. Тошнотворно пахло паленым мясом.

Убийцы из «Тацитурнии» умели действовать быстро и, надо думать, умели это лучше многих. Но сейчас растерялись — все произошло слишком внезапно. У них было лишь две секунды — две секунды растерянной, звенящей в ушах, тишины, чтоб сообразить, что происходит. А потом уже было поздно.