Пока Яна очаровывала соседок, Савва занимал разговорами дядю Яшу. Как и многие люди труда, не получившие в своей жизни иного образования, кроме восьми лет в школе и двух-трех курсов ремесленного училища, тот отличался любознательностью и крайне поверхностной, но разносторонней начитанностью, которая позволяла ему время от времени атаковать Савву неожиданными вопросами:
— Вот ты, к примеру, знаешь, кто паровой двигатель изобрел?
— Дени Папен? — предполагал Савва, подумав.
— А нет! Древний грек, Герон Александрийский, еще до нашей эры сконструировал шар, который вращался силой пара! Я вот за баранкой всю жизнь — и в курсе, а ты хоть и академик, а таких вещей не знаешь!
Савва щурился, улыбался, от научных дискуссий и новелл про кванты воздерживался, но зато без всякого снисхождения обыграл дядю Яшу в шахматы, шашки, домино и даже в карточного "дурака", к которому тот прибег, как к оружию последней надежды.
Я проводил время в разъездах. Нужно было сделать несколько важных звонков, а с учетом обстоятельств, вряд ли разумно было бы названивать из телефона-автомата в соседнем дворе.
В четверг утром я первым делом позвонил на работу от станции метро "Удельная". На этот раз никаких надрывных панических нот у полковника Макарова в голосе не слышалось, и он был бескомпромиссен, как пудовая гиря:
— Товарищ капитан, приказываю незамедлительно явиться к месту прохождения службы!
Мне почему-то привиделось, что в кабинете он не один и что за спиной его полукругом стоят люди с непростыми погонами и строгими лицами, внимательно слушая мой ответ.
— Так точно, товарищ полковник! — бодро ответил я. — Выезжаю!
И повесил трубку.
О том, что будет потом, я старался не думать.
Затем прокатился несколько остановок в метро, сделал пересадку, и из автомата около "Василеостровской" позвонил отцу на работу. Папа был сдержан, хотя и явно обрадовался, сообщил, что мама чувствует себя хорошо, а домой к ним пока никто не приходил. Я предупредил, что сегодня — завтра им стоит ждать в гости моих коллег и попрощался. Поразмыслил немного, прикидывая, как бы стал искать самого себя, опираясь на данные о местах телефонных звонков: учел бы предположительно используемый вид транспорта, психологическое стремление выбирать максимально удаленные от места расположения точки — и, чтобы сломать логику, проехал несколько остановок на трамвае до ближайшей "Приморской".
Странно, но здесь, среди пронизанных вечным соленым дыханием залива просторов, запах торфяного дыма ощущался сильнее и как-то объемнее, чем на окраинах — должно быть, дело в ветрах и воздушных течениях. От метро можно было увидеть тот институт, где до недавнего времени трудился Ильинский: исполинский грязно-белый шар антенного поля словно парил в гаревой дымке над густыми зелеными кронами деревьев у речки Смоленки.