Светлый фон

– Мне очень неприятно это говорить, – вмешался я. – Но нам придется задать вам несколько вопросов. Нужно, чтобы вы рассказали все, что видели и слышали за то время, пока Хаббард распоряжался вашим телом.

– Поверьте, я расскажу все, что знаю, про этого сукина сына, – сказал Белл. – Но сначала мне очень нужно кое-что сделать. Если можно. Вы же мне позволите?

– Конечно, – согласилась Ванн. – Скажите, что вы хотите сделать.

– Я очень хочу увидеть мою сестру.

Глава 25

Глава 25

Ванн показала рукой на сцену перед мемориалом Линкольна, где стояли ораторы сегодняшнего марша протеста хаденов.

– Ваш отец там прекрасно смотрится, – кивнула она в сторону папы, стоявшего рядом с президентом Бесенти и Кассандрой Белл, которую привезли в передвижной «колыбели».

– Он смотрится там как какой-то муравей, – ответил я. – Что для моего отца весьма удивительно.

– Если хотите, можем подойти ближе к сцене, – предложила она. – По слухам, вы ему вроде как не чужой.

– Не чужой, – сказал я. – Но лучше останемся здесь.

Мы с Ванн стояли за пределами толпы, далеко от Национальной аллеи и от трибуны.

– Надо же – и никакой бузы, – удивилась Ванн. – Еще вчера утром я бы и цента не поставила на такой прогноз.

– Думаю, все их планы расстроил Хаббард, – сказал я.

Известие об аресте Хаббарда и Шварца просочилось даже сквозь непробиваемую для новостей мертвую зону позднего субботнего вечера и распространилось как пожар. А мы уж постарались обеспечить как можно больше подробностей. В субботнюю ночь происшествий в Вашингтоне было не больше, чем обычно. А потом наступило воскресенье.

– Нам повезло, – согласилась Ванн, – от этой пули мы увернулись. В переносном смысле, конечно. Правда, вы свои все-таки успели получить.

– Да уж, – сказал я. – Если я чему-то и научился за свою первую неделю, так это тому, что надо покупать более экономичные трилы. Таких трат я долго не выдержу.

– Выдержите, – заметила Ванн.

– Ну, в общем, вы правы, – сказал я. – Но мне бы этого не хотелось.

Мы пошли по Национальной аллее: Ванн – с перевязанной рукой, я – в одолженном триле. Ванн оглянулась: