Внезапно индиго впало в смятение. Оно задвигалось скорее, сталкиваясь с другими красками и разбрызгиваясь во все стороны. Полоса индиго раскачивала высоченные волны. Клюв юркнул обратно в карман куртки. Фурия вошла в штопор, кружась в вихрях потока. Из хаоса вырывались вертикальные полосы, кольца жёлтого, красного, синего цвета, а между ними – голубого и малинового, и всё снова и снова индиго. Её несло прямо в воронку гигантского водоворота. Вначале высоко наверх, на пик его расширения, а затем – всё скорее, в его горнило. Её терзали центробежные силы, казалось одновременно и сплющивая и разрывая на части.

Наконец кратер водоворота изверг её прочь, в золотую пустоту, на дне которой бушевал ураган красок, переливаясь всеми цветами радуги и кипя, словно раскалённое масло. Внизу остриё водоворота кружилось, ввинчиваясь веретеном, и исчезало. Фурия отдалялась от него, снова падая в бездну.

Как она паниковала! Лишь постепенно, благодаря поддержке петушиной книги, она успокоилась, поняв, что находится между страницами мира. Со всех сторон надвигались всё новые и новые нагромождения красок, напоминая величественный грозовой фронт, перекинувшийся через сияющую бездну и затемняющий своим массивом золотой свет. Краски были повсюду: под ней, над ней, справа, слева. Некоторые из них – в непосредственной близи, другие же – в отдалении. Друг с другом их соединяли дымные нити, выраставшие из пёстрого хаоса, натянутые через пустоту, словно пульсирующая ткань артерий. Позади них слабо проступали фантастические драпировки сетей. В некоторых местах в них красовались дыры, там, где идеи их прорвали.

Фурия боролась с помрачением рассудка. Скоро ей стало ясно, что сил открыть портал у неё не хватит. Петушиная книга что-то говорила ей, но разобрать что, не представлялось возможным. Соображать Фурии удавалось с трудом, как и держать глаза открытыми.

Так она летела дальше, захваченная незримым потоком, который повлёк её в сторону. Предостережение петушиной книги дошло до неё слишком поздно. В это время она уже очертя голову летела прямо в одну из сетей. Плиссированные драпировки, пружиня, подхватили её, словно насекомое в паутине, и она крепко-накрепко застряла среди ячеек, слишком слабая, чтобы выпрямиться, и слишком в сильном смятении, чтобы вернуть себе ясность мысли.

Краем глаза она приметила тёмные точки. Существа двигались от ячейки к ячейке, проворные, как полчище обезьян.

Незадолго до того, как веки её сомкнулись, а золото буквально перебродило в чёрный, на неё набросились чернильные поганки. Их морды склонились над ней. Одна из поганок вырвала у неё трепыхающуюся петушиную книгу и передала другим. Слабую попытку книжки оказать сопротивление другая поганка пресекла, схватив её за шею.