Светлый фон

Три Саргасс развела руками – напряженный, печальный жест.

– Сама не знаю. Более узкое, чем у станционников. У… большинства.

– Иначе трюк Один Молнии на «Восьмом канале» не сработал бы, – добавил Двенадцать Азалия. – Само предположение, будто Тридцать Шпорник не только пользуется населением ради собственных целей, но и что цели эти какие-то… оскверненные, ничтожные… Ведь любой, кому нужны дополнительные усовершенствования, явно не достоин быть императором…

сработал оскверненные

– По-моему, – сказала Три Саргасс, – дело идет к гражданской войне.

И затем очень резко прижала руку к лицу, словно сдерживала слезы.

* * *

Двенадцать Азалия вывел Три Саргасс; Махит все еще слышала их голоса с кухни, как те мягко поднимаются и опускаются. Она никогда не видела Три Саргасс в таком расстройстве. Ни когда ее жизни угрожали, ни когда работа с Махит становилась нервной, досадной и тяжелой; ни даже после шока. Но она тут же посыпалась, как облученный металл, такая ломкая, когда ее умственная мощь выдала ответ, который Махит знала и так: Тейкскалаан на грани того, чтобы сожрать себя заживо.

ломкая

Махит казалось, она может это понять – хотя бы по аналогии и своим стремлениям. Ей самой трудно это осмыслить – что Тейкскалаан вовсе не вечен, неразрушим, постоянен. А она – варварка, чужеродное тело, просто любит (правда ли? До сих пор?) литературу и культуру империи, для нее это не родина; для нее это никогда не было формой всего мира, как для Три Саргасс, – формой, правда, искажающей истину о мире, как тяжелая масса искажает вокруг себя ткань космоса.

самой вечен родина

Но слезы, капающие сквозь пальцы Три Саргасс, все равно ранили, и она была рада, что Двенадцать Азалия увел ее на кухню за водой и утешением, которое могут подарить только старые друзья. Ненадолго оставшись одна, она залезла во внутренний карман и выудила спасенные из апартаментов сокровища: свернутый в виде инфокарты листочек с новым сообщением со станции Лсел и имаго-аппарат Искандра.

Положила и то и другое на стол перед собой. Оба предмета не больше большого пальца: бледно-серебряный паук, хранивший всего Искандра Агавна, и тонкий серый цилиндр, запечатанный красным сургучом и красно-черными полосатыми ярлыками, обозначавшими внепланетное сообщение. Она осторожно провела ногтем большого пальца по воску, взрезала, чуть оттянула хрупкий красный завиток. Сургучная печать была скорее символической: сообщение очень просто открыть и снова незаметно закрыть, если так захочет какой-нибудь чиновник с почты. Печать метафорическая, и оставалось полагаться на тейкскалаанскую веру в приватность, право собственности…