— Нырищей вертепной уведут. Пияти, галиться да жрети.

— Кого?

— Не ведаю. Чей жеребий пал.

— Страсти какие. Но я все же тут посижу, раз взялся.

— Огурствуешь? Охтимнечки мне с тобой, странь, — покачала укоризненно головой Фигля.

— Ништо, — ответил я ей в тон.

— Катуна твоя туганится.

— Ты ее видела?

— Рече тебе: дитя брезети, а от нее — обинуться.

— Пока сама в лицо не скажет — ни за что.

— Супрявый ты, странь.

— Какой есть. Где она, Фигля? Ты же знаешь, я вижу. Почему не хочет со мной встретиться?

— Зазорно ей и перепастливо.

— Да в чем дело-то?

— Непраздна она, странь.

— В смысле… Беременна? Марта беременна? Но это же прекрасно! Или… Черт… — дошло до меня внезапно. — От кого?

— Не ведает. Гузает катуна твоя и окаяется нересно. Обаяльник хупавый ее обадил, отщетил, да пофурял. Охтимнечки.

— Надо было ему сразу в обаяльник насовать, — сказал я с досадой. — Да кто ж знал.

Эх, Марта-Марта, что ж ты натворила, балда такая…