Мелкую? Прыгнув за дочкой в круглый водоем, я обнаружил, что не достаю до дна. Кто же делает фонтаны такой глубины? А если в него дети упадут? Я набрал воздуха в грудь и нырнул, изо всех сил запихивая себя сильными гребками под воду. Луна неплохо подсвечивает прозрачную зеленоватую бездну, и я вижу внизу под собой уходящий вниз силуэт с белым пятном лица. Да какая же тут глубина? И чем дальше я погружался, тем отчетливее просматривался какой-то нижний подводный свет, идущий откуда-то со дна. В нем я видел безмятежно тонущую дочь.
Не знаю, как глубоко нырнул, но вынырнул буквально чудом, с темнотой в глазах и рвущимися легкими. Последним сверхусилием вскинул Настю животом на бортик фонтана и повис рядом. Она закашлялась, изо рта потекла вода. Я, с трудом подтянувшись, вылез, обтекая. Иван в этот момент завозился, поднимаясь. Ничего, сейчас, дай отдышаться… Он посмотрел мне в глаза и даже в неверном свете луны прочитал в них что-то для себя важное. Настолько, что, встав на ноги, начал медленно отступать спиной к краю площади.
Я вытащил дочь и положил на землю. Она нормально дышит, значит — оклемается. А вот мой бывший приятель дышит напрасно. Я пошел за ним, хотя ноги еще как ватные, и руки дрожат. Перекупался. Но надо доводить до конца начатое, иначе потом придется все время оглядываться. Один только вопрос…
— Где Марта? — спросил я хрипло, еле расслышав сам себя. Прокашлялся, спросил снова. — Марту куда дел, обмудок? Нет, стой!
Иван развернулся и бросился бежать. Башку я ему все-таки прилично сотряс, мотало его здорово, но и я не в лучшей форме после заплыва. Гонка двух инвалидов. Я молчал, берег дыхание, он тоже — так что бежали молча, громко топая (он) и шлепая мокрыми кроссовками (я). Кроссовки меня и подвели — размокшая обувь разболталась, провернулась на ноге и я, поскользнувшись, навернулся на дорогу, сбив колено, руку и то ли подвывихнув, то ли потянув щиколотку. Теперь я мог только ковылять, ругаясь, а Иван стремительно удалялся, унося с собой сведения о местонахождении Марты. За ним, слетая с крыш, собирались в стаю черные птицы.
— Стой, мудак! — закричал я вслед, предчувствуя недоброе. — Да стой ты, хуже будет!
Он меня то ли не слышал, то ли не верил. А зря. Птиц становилось все больше и они, громко хлопая крыльями, начали пикировать на него сверху. Первая просто взъерошила волосы, он отмахнулся от нее не глядя, вторая зацепила крылом, заставив сбиться с шага, а третья, видимо, больно долбанула клювом уже пострадавший сегодня затылок. Во всяком случае, он вскрикнул и наддал, ускоряясь. Я из последних сил ковылял за ним, подвывая от боли в ноге. Иван, не разбирая дороги, бежал вглубь болот, а за ним тянулся густеющий шлейф из черных птиц. Вскоре они скрылись в наползающем тумане, а я похромал обратно.