— К твоему выборы все падшие девушки, — меланхолично произнесла Мамаша. — Даже Токала Кесада. Но не Киона Кесада. То есть я.

— У тебя дочь в деле? — поднял бровь Эрнест.

— Всё лучше, чем блядью в трущобах, — пожала плечами миссис Кесада. Она ещё не выглядела, что называется, женщиной «за…». Видимо — генетика спасала, но алкоголь, изнурительный график и наркотики скоро сделают своё. Клиентов станет всё меньше, а вот истерик — всё больше. И когда объем второго перевесит количество первых — её выкинут на улицу. А затем этот путь повторит дочь.

— И как она, свободна?

Мамаша отставила что–то едва начатое, яркое и слоистое. Достала из крохотной сумочки коммуникатор. Проверила в каком–то приложении активность.

— Да, — удивленно хмыкнула Кесада–старшая. Стоит на «мыске», наверное, курит. Что ей ещё там делать, не принца же ждать?.. — обратилась она в пустоту, но собралась и повернулась к собеседнику: — Огонёк горит, так что — вперед, джентльмен. Знаешь, где «мысок»?

— На углу? — проявил проницательность Эрнест. И дождался фырканья.

— На углу, как же. В общем, за баром будут беседки. За беседками, на углу противоположном входу — балкончик. Моя меньшая будет ждать тебя там. Я ей маякнула. Не обижай её особо, — буркнула Киона и вернулась к поглощению алкоголя.

«Изабелла» вовсе не курила. Она откинулась на перила и смотрела на звёзды. Эрнест удивленно хмыкнул, подошел ближе. Увидел лежащий на перилах «карандаш», капли слюны. Присмотрелся в расширенные зрачки, подавившие радужку переливающегося серебристого оттенка. И понял — нет, ничего особенного. Просто кто–то чиркнул по дёснам и теперь в «приходе».

— Ты в порядке? — осведомился А. Н., подойдя на дистанцию вытянутой руки. Кесада–младшая опустила совершенно «плавающий» взгляд, оттолкнулась от перил и обняла Эрнеста.

— Ну, что ты… — нахмурился оперативник. Он любил внимание девушек, но — не такое.

— Забери меня на второй этаж, узнаешь, — игриво прошептала «Изабелла», облизывая дрожащие губы (первый признак пика действия «карандаша»). Эрнест решил не терять времени даром, и, приобняв девушку за талию, повёл мимо бара и танцпола. Она совсем не смущалась, кивала кому–то из товарок и прикусывала нижнюю, всё более сильно дрожащую губу. В лифте она и вовсе бросилась на А. Н., расцеловав его щёки, губы и шею. Пришлось аккуратно отставить.

— Ты… чего? — кротко спросила Токала, хлопая глазами. Эмне глушило ей все полутона, а заодно — заставляло нести всё, что только приходит в мозг. Это можно было использовать, пришло в голову А. Н. Но для начала следовало подавить недоверие.