Условно-этикетный щебет Тиссы, видимо, подходил к концу.
Девушка так и стояла у окна, упрямо пялясь в занавеску, по которой медленно и гордо ползла божья коровка, не пойми откуда взявшаяся в холода.
Стэн же тоскливо мялся у стола, не возражая.
Сейчас все будет кончено: Тисса уйдет, и жизнь его ввалится в прежнюю колею – взбесившаяся и усмиренная телега – вновь восторжествуют библиотека, преподавание, легкий ужас перед начальницей и тоска вечерами в уютном домике на дубу. И никаких тебе больше душевных монологов от этой гордой, умной, талантливой, какой-то до странности сломанной невольной соседки…
– Да знаю я, кто ты такая, Тисса де Винтервилль! – наконец с досадой не выдержал Стэн.
Слишком уж остро она выставляла локти – от самых к ребрам прижатых кистей. На такую человечью готику без возражений смотреть нельзя.
Тис поперхнулась собственным именем. Потом изумленно обернулась, и Хлестовски виновато развел руками, мол, что уж поделать.
Воцарилась немая сцена длиной в долгое переглядывание.
– И вообще все знаете… знаешь? – подозрительно уточнила Тисса, поправив очки.
– Все! Ишь!.. – сторож-мастер-количеств всплеснул руками. – «Вообще все» не знаю. А вот все, что ты мне рассказывала, – да. И оно отныне будет под надежной охраной вот тут, – Хлестовски демонстративно постучал по грудине. – И никуда оттуда не денется.
Тис якобы вежливо дернула уголком рта. Глаза у нее потемнели. На мгновение Стэна охватила паника:
Но Хлестовски заставил себя вспомнить, что он – мужественный потомок островных рыбаков, бесшумный ночной оборотень, жмых побери, и негоже ему бояться какой-то распоясавшейся аристократки.
Поэтому Стэн, гордо задрав подбородок, сказал:
– И, если что, я мог от тебя убежать на своих «худосочных лапках». В любой момент!
Тисса приподняла одну бровь.
– Если бы совсем туго было – выпрыгнул бы в окно, – упрямо не сдавался Стэн.
– Но ты не выпрыгнул? – на полном серьезе уточнила адептка.
– Даже из коробки не вылез! – похвастался (не пойми перед кем) Хлестовски.