— Виновным я объявил тебя, Мицар. Шпион — ты. Дурак я был, что раньше этого не понял!

— Что ты дурак, я признаю.

Острие рапиры устремляется к горлу Чеглока.

Он парирует выпад стеблем нож-травы, но наступать не решается. Святой Христофор освобождает оружие движением кисти, переводит клинок и тут же снова делает выпад. Чеглок отпрыгивает, видит, как острие на волос проходит мимо его груди, видит, что противник открылся, начинает рипост, направленный в подставленное плечо нормала… и успевает сообразить, что если выполнит это движение полностью, ему конец. Он отдергивается, делает шаг назад и ощущает осиный укол в наружную поверхность бедра. Первая кровь! Он даже не видел удара, но и не глядит на рану: опыт подсказывает, что это не более чем царапина. И все же урок ясен: при всей своей быстроте он не подберется к нормалу на расстояние укола, не заплатив за это. Теперь он может только защищаться, изучая стиль своего противника и надеясь обнаружить брешь в его защите. В другой ситуации Чеглок глядел бы в глаза оппоненту, чтобы предугадывать его движения, но такой подход здесь бесполезен. Его настоящий противник — Мицар, дергающий за ниточки святого Христофора, и глаза Мицара скрыты повязкой. Чеглок сосредоточивает внимание на кисти нормала, на постановке его ног, и ждет следующей атаки.

Она обрушивается на него градом рубящих и колющих ударов, каскадом хитрых финтов. Чеглок не пытается устоять на месте, он отступает по коридору, парируя удары, уклоняясь, и клинок нормала свистит со всех сторон, пародируя утраченное господство Чеглока над ветрами. Псибертронный контроль Мицара кажется таким же полным, как псионическая виртуализация, в движениях святого Христофора не ощущается неуверенности, его атака разворачивается с изяществом и координацией, которые были бы поразительными, даже если бы на его спине не висело туловище Мицара. Чеглок вынужден признать, что противник превосходит его искусством, и даже будь у него сейчас в руках шпага вместо стебля нож-травы, он все равно был бы в стесненном положении. Теперь он понимает, что слишком привык полагаться на псионику и запустил физическое умение. Через несколько секунд он уже весь в поту и крови из еще четырех ран, а святой Христофор по-прежнему невредим и ни капли не устал. Унизительно, но факт: Мицар с ним играет. Если бы он хотел, Чеглок бы уже валялся мертвый или раненый. Но Невидимый, согласно своему характеру, предпочитает мучить противника, строгать его по кусочкам и физически, и душевно. По выражению лица Мицара видно, что он наслаждается, быть может, возрождая дуэли своего прошлого, пользуясь телом раба — как с помощью тела Чеглока оживил свои любовные встречи.