Мэтьюз тоже дорожит нашей дружбой, но по другой причине. Двадцать лет назад его жена умерла от рака; тогда операции по замене ДНК с использованием клонов еще не получили широкого распространения. После смерти жены Мэтьюз замкнулся в собственном горе.
Однажды он признался:
— Больше всего мне недостает мелочей. Не чего-то важного, а каких-то обыденных… происшествий. Например, я вижу, как по перилам балкона скачет дятел, собираясь стащить орешек у синицы, или крохотные утята топают за мамашей по лужайке к речке. И вдруг я понимаю, что мне некому об этом рассказать, некому прошептать — тихо, чтобы не спугнуть птиц: «Иди-ка посмотри! Скорее, а то улетит…» Вот из-за чего я больше всего чувствую себя одиноким. Из-за мелочей жизни, таких незначительных вещей, о которых почти никому и не расскажешь…
Постепенно мы все больше привыкали делиться друг с другом, и наша дружба крепла.
Мэтьюз редко расспрашивал меня о моем прошлом. Но мое одиночество чуял.
— Ты ведь никогда не любил, правда? — спросил он однажды.
Его неожиданно прямой вопрос меня удивил.
— Нет, почему же… Я любил родителей. Работу. То, чем я занимался.
— Нет, я имею в виду другого человека. Женщину, например.
— У меня были женщины… Я с ними встречался.
— Я не о том, — отмахнулся Мэтьюз. — Я толкую о любви… понимаешь, когда ревнуешь, и тебе больно, если представляешь ее с другим, и радуешься, когда ты с ней.
— Нет… еще нет.
— Одиночество — это нехорошо.
— Кому и знать, как не тебе, — машинально парировал я и сразу же пожалел о неосторожно вырвавшихся у меня словах. Но он, как оказалось, не обиделся.
— Да ладно, подумаешь! У меня, по крайней мере, все было — была любовь… почти всю жизнь. Если у тебя это было, ты уже не будешь по-настоящему одинок. Да, иногда становится жалко себя, но это-то пережить можно. А вот ты, в отличие от меня, воспринимаешь жизнь слишком серьезно, позволяешь невзгодам одержать над тобой верх.
— Жить вообще вредно, так что какая разница?
— Какой ты вспыльчивый! Не хотел бы я трудиться у тебя под началом…
— Да, я такой. Зато в моей области мне нет равных.
— Не думай, что я хочу тебя достать, но тебе нужно сдерживать гнев… или как это называется? Досаду?
Его следующий вопрос удивил меня еще больше, потому что я считал его человеком сдержанным.