— Ну что, Гнедко, поехали? — сказал я, вдев ноги в стремена и тронув поводья, привязанные к передней луке седла.

— Поехали, Зеленушка! — подхватил сэр Жеральд, подмигивая мне и кивая на Юниса. Он уселся на лягушку, наклонился ко мне и прошептал: —-Интересно, как он ее назовет — Синяк?

Юнис задумался. Он ходил вокруг лягушки и делал вид, будто проверяет подпругу, стремена, уздечку... Наконец на что-то решился, просветлел лицом, взлетел в седло и радостно воскликнул:

— Поехали, Синица!

Мы с сэром Жеральдом рассмеялись, но то был удивленно-одобрительный смех, а вовсе не уничижительный и не злорадствующий: все-таки Юнис удачно вышел из сложившегося положения.

Скачек на лягушках, мне кажется, я бы не выдержал. Даже представить — и то страшно: как она взлетает в высоту на четыре-пять своих длин и одновременно летит вперед на пятнадцать-двадцать. А уж пережить такие прыжки, вероятно, можно только в специальном противоперегрузочном костюме, подобному тем, в которых летают пилоты сверхзвуковой авиации; да и то неизвестно, поможет он или нет.

Но наши лягушки не прыгали: они плавно плыли по водной глади, огибая травинки, выставив над водой голову и спину, так что лишь иногда каблуки сапог задевала набегающая волна, а встречающиеся на пути большие плоские островки, поросшие невысокой травой, преодолевали привычной нам рысью, но по-пластунски, припадая к земле брюхом. А потом снова соскальзывая — а не плюхаясь — в воду.

Очевидно, им такое чередование поверхностей — вода-трава-вода — приносило особенно приятные ощущения, потому что они иногда чуть забирали в сторону от прямой линии, по которой мы их направляли, чтобы лишний раз проползти по заросшему травой островку — пощекотать брюшко.

— Зря мы не спросили у зеленых парней, как давно они помнят это болото, — сказал я, поворачиваясь к сэру Жеральду — просто чтобы нарушить молчание.

— Зачем? — повел он плечом.

— Чтобы знать: настоящее это болото или же драконовское?

— А это зачем? — продолжал не понимать сэр Жеральд.

— В настоящем за многие годы успели завестись всякие опасности, страшные животные, кикиморы... И...

— Страшнее наших лягушек, по-моему, тут никого нет, — прервал меня сэр Жеральд.

— Тогда это драконовское болото, то есть болото, созданное драконом, — не унимался я: чего-то на меня напала говорливость, — плюнул он сюда, например, или высморкался, или еще что-нибудь сделал — вот и разлилось болото, — пояснил я. — Тогда трава — это волоски из его носа...

В этот момент слева от Юниса с шумом лопнул большой пузырь болотного газа с отвратительным запахом.