— Значит, Преисподние — это пугала. Они держат нас на привязи, пока мы еще живы.

— Наши? Да. Именно. О том, как устроен Ад инопланетников, я не берусь судить. Но я повторюсь: буча, поднятая вокруг них, в значительной степени основана на неверном восприятии всей концепции. Изначально неверном. Достойно сожаления, что выступающие против их существования никак не могут уразуметь: на самом деле Преисподних не существует. Вся хитрость в том, чтобы притворяться, будто справедливо как раз обратное. Если бы только все заткнулись и перестали галдеть о невозможном и небывшем, все проблемы бы исчезли. Жизнь пошла бы своим чередом. Люди бы вели себя хорошо, и никто бы на самом деле не пострадал.

Старый сенатор встряхнулся, точно от неожиданного прилива омерзения.

— Ну чего им надо? Чего они добиваются? Воплотить Преисподние в реальность, чтобы все и вправду перепугались?

— А где же те, кто заслужил своими поступками иную участь? Где те, кто должен бы попасть на Небеса? Они ведь не там, правда?

Эррун фыркнул.

— В чистилище, конечно.

Он похлопал себя хоботом по бокам и скосил глаза, разглядывая, как заподозрила Филхэйн, мнимую букашку.

— Они на сохранении. Не функционируют. Это нельзя назвать жизнью. Ни в коей мере.

Он, казалось, призадумался, потом снова подгреб к ней.

— Могу я задать вам личный вопрос, Филхэйн?

— Я подразумевала, что все, нами здесь сказанное, останется в тайне, уважаемый Представитель.

— Да-да, разумеется. Но это особенно личное. Я бы просил вас не разглашать этих сведений никому, ни вашим друзьям, ни ближайшим помощникам. Пусть это останется только между нами. Хорошо?

— Да, — сказала она. — Хорошо. Говорите же.

Он подкатился еще ближе.

— Некоторые, — сказал он тихо, — просто исчезают без следа. Некоторые из тех, кого приговорили к отправке в этот так называемый Ад. Их просто стирают. Удаляют.

Он серьезно посмотрел на нее. Филхэйн глядела в сторону.