– Эй, русскийе! – вслед за «белым» флагом там же показалась голова в шлеме, обтянутом капюшоном от маскировочного халата. – Не стрельяйте, переговоры!

– Че те надо, фриц? – Якубовский крикнул, не приподнимаясь из-за укрытия.

– Зачьем стрелять? Прощье сдаться. Врачи, банья, отдых… Сдафайтесь, русские. Огонь открывать не будьем, найн. Руки ввьерх и выходитьите.

– Мы подумаем. – Якубовский вздохнул. – Эй, Ганс, или как там тебя?!

– Чьто? – Немец вновь появился над заборчиком.

– Пока думаем, может, сигарет кинешь? У нас кончились.

– Коньечно, лови, Иван. Сдафайтесь, сигареттен у нас много.

Пачка дешевых солдатских «Спорт» шлепнулась рядом с сержантом. Тут же приземлилась плитка «Шокаколы».

– Вот дурной немец-то, а? – Якубовский взял пачку, держа ее подрагивающими пальцами. Открыл, достав сигарету, помял, понюхал. Запах был неплохим, сладковатым. Сержант не курил и сейчас, чиркнув спичкой, неумело затянулся, закашлявшись.

– Ты чего? – четвертый из выживших разведчиков, сорокалетний Иваныч покосился на него.

– Ниче… курю вот. Будешь? – сержант снова закашлялся, скривился, когда задел распоротой ногой за ручку РПД.

– А чего не покурить, да, сержант? – Иваныч прикурил от своей, сделанной из патрона, зажигалки. Затянулся дымом, прищурился, хитро глядя на Якубовского. – Особенно если в последний раз-то…

– Точно. – Сержант широко улыбнулся, глядя на него. Рука прошлась по коробке с лентой, последней, снаряженной обычными патронами. – Дурни немцы, ох и дурни.

– Это они нас поэтому гранатами не закидали до сих пор? – Христенко чуть прикрыл глаза. – Хотя вон тот урод, который с гранатометом бежал, точно в плен никого брать не хотел.

– Мало ли… может, чего переклинило у него в мозгах, всего делов. – Иваныч докурил сигарету, сплюнул вязкой желтой слюной. – Христенко?

– Чего?

– А что это ты так дышишь странно, а?

– Да, понимаешь, попали вот… – снайпер повернулся боком, который до этого времени закрывал. Опустил голову, смотря на густую коричневую корку, никак не засыхавшую на ткани. – Дышать тяжело так, представляете?

– Говно… – Хамзай сморкнулся, дернул чуть лицом. – Долго не протянешь.

– Это ты точно заметил. – Христенко закашлялся, сморщившись от боли так, что напомнил печеное яблоко. – Господи, больно как…